Сочинения в трех томах. Том 3
Шрифт:
— Почему?
— Потому что вас арестуют, но на этот раз уже вследствие улик, которые сообщу я.
Виктор схватил голову обеими руками и задумался. Затем он тихо спросил:
— Когда она вам нужна?
— Сегодня вечером, не позже как через час. Иначе я отправлю вот это письмо прокурору.
Данегр налил себе два стакана вина, выпил залпом один за другим и сказал, вставая:
— Заплатите по счету и пойдемте. Довольно с меня этого проклятого дела!
Наступила ночь. По внешним бульварам они направились к площади l'Etoile. Они шли тихо. Виктор с согбенной спиной, усталый. В парке Монсо он остановился.
— Вот здесь, — сказал он глухим голосом и упал на скамейку. — Здесь… перед нами…
— Перед нами?
— Да, между двумя камнями.
— Между которыми? Вы колеблетесь? Ну, хорошо, я буду вашим добрым гением. Сколько вам надо?
— Столько, сколько надо на билет в Америку.
— Хорошо. Так где же?
— Сосчитайте камни на правой стороне канавки. Она между двенадцатым и тринадцатым.
— В ручье?
— Да, у конца дорожки, на глубине приблизительно десять сантиметров. Если никто не видел, как я нагнулся и сунул ее туда, то она должна быть там.
Гримодан присел и своим перочинным ножом сделал в сыром песке маленькую ямку.
Жемчужина была там!
На следующий день в «Echo de France» появилась следующая заметка, перепечатанная всеми газетами:
«Со вчерашнего дня знаменитая черная жемчужина находится в руках Арсена Люпена, который отобрал ее у убийцы графини д'Андильо. В самом непродолжительном времени снимки с этой драгоценности будут выставлены в Лондоне, Петербурге, Калькутте, Буэнос-Айресе и Нью-Йорке. Арсен Люпен ждет предложений, которые будет угодно сделать его корреспондентом».
— Порок, очевидно, всегда наказывается, а добродетель всегда вознаграждается, — заключил Арсен Люпен, рассказав мне все подробности этого дела.
— И, очевидно, вы, под именем бывшего сыщика Гримодана, были избраны судьбой для того, чтобы отнять у преступника плоды его злодеяния?
— Именно! И признаюсь вам, что это приключение одно из тех, которыми я больше всех горжусь. Сорок минут, проведенных в комнате убитой графини, после того как я удостоверился в ее смерти, принадлежат к самым удивительным минутам моей жизни. В продолжение сорока минут, поставленный в самое безвыходное положение, я восстановил картину преступления и удостоверился в том, что преступником мог быть только кто-нибудь из слуг графини. Я понял, что для того, чтобы получить жемчужину, надо арестовать слугу, и я оставил в спальне пуговицу от жилета. Но не следовало давать неопровержимых доказательств его виновности, и я поднял забытый на ковре нож, взял ключ, оставленный в замке, замкнул дверь двумя поворотами ключа и стер следы пальцев на стене шкафной комнаты. По-моему, это одно из тех проявлений…
— Гения? — перебил я его.
— Да! Во всяком случае эти соображения не явились бы в голове всякого встречного. В одну минуту решить два главных условия задачи — арест и оправдание! Воспользоваться грозными средствами правосудия, чтобы совершенно сбить с толку мою жертву, привести преступника в такое состояние, что, выпущенный на волю, он неизбежно должен был попасться в западню, которую я ему устроил…
— Бедняга!
— Бедняга? Виктор Данегр? А вы не думаете о том, что он убийца? Было бы в высшей степени безнравственно, если бы жемчужина осталась у него. Достаточно и того, что преступник остался жив!
— И что черная жемчужина осталась у вас!
Здесь оканчиваются (надолго ли?) похождения Арсена Люпена. На некоторое время он скрылся с горизонта, очевидно, для того, чтобы подготовить новое таинственное дело, которое удивит весь мир.
СОЛНЕЧНЫЕ ЗАЙЧИКИ
— Люпен, расскажите что-нибудь.
— Да о чем? Вы и так знаете всю мою жизнь, — отозвался Люпен, подремывавший на диване у меня в кабинете.
— Никто ее не знает, — воскликнула я. — Вы публикуете в газетах письмо, из которого мы узнаем, что в одном деле вы замешаны, другое наладили… Но мы понятия не имеем ни о вашей истинной роли в этой истории, ни о ее подоплеке, ни о развязке драмы.
— Ба! Кому интересны эти сплетни?
— Неужели, по-вашему, никого не интересуют пятьдесят тысяч франков, подаренные вами жене Никола Дюгриваля? Или таинственный способ, которым вы распутали загадку трех картин?
— Да, загадка была не из простых, — согласился Люпен. — Предлагаю для нее заглавие: «Подсказка тени».
— А ваши светские успехи! — продолжал я. — Похождения галантного Арсена! А тайна ваших благодеяний! Все эти случаи, на которые вы так часто мне намекали: «История обручального кольца», «Смерть рядом» и прочее! Люпен, решайтесь!
Люпен к этому времени уже успел прославиться, но главные его подвиги были еще впереди. Ему еще предстояли «Случай с иглой для шприца» и «813». Не помышляя о том, чтобы присвоить древние сокровища французских королей или похитить Европу из-под носа у кайзера, он довольствовался менее дерзкими деяниями и более скромными доходами и растрачивал жизнь в каждодневных трудах, изо дня в день творя зло, так же как и добро, — от полноты души, из прихоти, подобно новому Дон Кихоту, движимому то жаждой развлечений, то состраданием.
Люпен хранил молчание, и я повторил:
— Прошу вас!
— Возьмите карандаш и лист бумаги, — к моему изумлению, откликнулся он.
Я поспешно повиновался, радостно предвкушая, как он продиктует мне наконец какую-нибудь из своих историй, которые звучат в его изложении так вдохновенно и занимательно, а я вынужден, к прискорбию своему, портить их тяжеловесными пояснениями и скучными подробностями.
— Готовы? — спросил он.
— Готов.
— Пишите: восемь — один — одиннадцать — четырнадцать — четыре.
— Что?
— Пишите, говорю вам.
Он сидел на диване, не сводя глаз с отворенного окна, а пальцы его сворачивали папиросу из восточного табака.
— Пишите: девятнадцать — семнадцать — пятнадцать — двадцать девять — двадцать один — один, — продолжал он и, помолчав, добавил: — Три.
Потом, после новой паузы:
— Восемнадцать — четырнадцать — двенадцать.
Не сошел ли он с ума? Я вгляделся в него и постепенно заметил, что из глаз его за последние минуты исчезло выражение скуки, в них затеплилось внимание, и, устремленные в пространство, они, казалось, следили за каким-то захватывающим зрелищем.