Сочинения в трех томах. Том 3

Леблан Морис

Там он снова остановился.

— Это здесь? — спросила Вероника.

Пес лег на землю. Перед ним, подле двух каменных глыб, опиравшихся одна на другую и покрытых плющом, в зарослях колючего кустарника виднелась дыра, похожая на вход в кроличью нору. Дело-в-шляпе нырнул в нее и скрылся из виду, но через несколько секунд вернулся за Вероникой, которой пришлось сходить в Монастырь за ножом, чтобы сделать проход в кустарнике.

Через полчаса ей удалось расчистить первый марш лестницы и в сопровождении собаки спуститься на ощупь вниз. Она оказалась в длинном вырубленном в скале туннеле, освещавшемся пробитыми в его правой стене отверстиями. Поднявшись на цыпочки, Вероника увидела, что они выходят в сторону моря.

Минут десять они шли по этому туннелю и спустились по еще одной лестнице. Туннель сузился. Отверстия, прорезанные наискось, — по-видимому, для того, чтобы их не было видно снизу, — теперь располагались и справа и слева. Вероника поняла, каким образом Дело-в-шляпе мог попасть на другую часть острова. Туннель проходил в узкой скале, соединявшей Сарек с угодьями Монастыря. С обеих сторон слышались удары волн об утесы.

Чуть дальше спутники поднялись по ступеням и оказались под холмом Большого Дуба. Здесь была развилка.

Дело-в-шляпе выбрал правый туннель, шедший вдоль берега моря.

По пути слева им попались еще два ответвления, оба совершенно темные. Остров, видимо, был пронизан подземными ходами, и с холодком в сердце Вероника подумала, что направляется к тому месту под Черными Песками, где, по словам сестер Аршиньа, находилось логово неприятеля.

Дело-в-шляпе семенил вперед и только время от времени оборачивался.

Вероника шепотом проговорила:

— Да иду я, мой милый, иду. Не сомневайся, я не боюсь — ведь ты ведешь меня к другу, который нашел здесь убежище. Но почему он не выйдет сам? Почему ты ведешь меня, а не его?

Ход везде имел одинаковую ширину, ровно обтесанные стены, сводчатый потолок и сухой гранитный пол, хорошо вентилировавшийся через отверстия в стенах. На стенах — никаких отметок, ничего, только кое-где торчали черные куски кремня.

— Здесь? — спросила Вероника у пса, который вдруг остановился.

В этом месте туннель заканчивался чем-то вроде комнаты, слабо освещавшейся через узкое окошко.

Дело-в-шляпе, казалось, раздумывал. Он насторожил уши и прислушивался, опершись передними лапами о дальнюю стену комнаты.

Вероника обратила внимание, что эта стена не вырублена из гранита, а сложена из разной величины камней, скрепленных цементом. Сделано это было гораздо позже, чем сам туннель. Просто кто-то перегородил подземный ход, по-видимому тянувшийся и дальше.

Вероника повторила:

— Здесь, да?

Но продолжать она не стала, так как услышала слабый звук человеческого голоса.

Она подошла к стене и тут же вздрогнула. Голос стал громче. Звуки сделались более отчетливыми. За стеной пел ребенок, и Веронике удалось различить слова:

Мама девочку качала, Ей тихонько напевала: «Ты не плачь, моя родная, Огорчится Всеблагая…»

Вероника прошептала:

— Та песня… Песня…

Это была та самая песенка, которую Онорина напевала в Бег-Мейле. Кто же мог петь ее сейчас? Какой-то ребенок, оставшийся на острове? Приятель Франсуа?

А голосок продолжал:

«Ей нужней всего на свете, Чтобы радовались дети. Помолись же, ангел мой, Приснодеве Всеблагой».

Пение стихло, и на несколько минут воцарилось молчание. Дело-в-шляпе прислушивался все внимательнее, словно знал, что скоро должно что-то произойти.

И верно: примерно в том месте, где он сидел, послышался тихий шорох осторожно передвигаемых камней. Дело-в-шляпе что есть силы завилял хвостом и, если можно так выразиться, залаял про себя: умное животное понимало, что шуметь здесь нельзя. Внезапно у него над головой кто-то вытащил один камень из стены, и на этом месте образовалась довольно большая дыра.

Дело-в-шляпе одним прыжком вскочил в нее и, помогая себе задними лапами, протиснулся внутрь.

— А, вот и господин Дело-в-шляпе, — произнес детский голос. — Как ваши дела, господин Дело-в-шляпе? Почему вы вчера не навестили своего хозяина? Были очень заняты? Прогуливались с Онориной? Ах, старина, ты бы все мне рассказал, если б умел говорить. Но, главное, интересно…

Дрожа с головы до ног, Вероника опустилась у стены на колени. Неужели до нее доносился голос сына? Неужели Франсуа вернулся на остров и теперь прячется? Она попыталась заглянуть в дыру, но напрасно. Стена была толстой, к тому же лаз, в который она смотрела, оказался изогнутым. Но до чего четко доносилось до нее каждое слово, каждая интонация!

— Интересно, — повторил ребенок, — почему Онорина не пришла и не освободила меня? Почему ты ее сюда не привел? А ведь это ты меня отыскал… А дед, должно быть, беспокоится, что меня нет? Вот уж приключение так приключение! Но ты еще не изменил своего мнения, а, старина? Дело в шляпе, верно? Дела идут все лучше и лучше.

Вероника ничего не понимала. Ее сын — а она не сомневалась, что это он, — говорил так, будто не знал, что произошло. Забыл он все, что ли? Неужели его память не сохранила ни крупицы из того, что он совершил в приступе безумия?

«Да, в приступе безумия, — упрямо повторила про себя Вероника. — Да, тогда он был не в своем уме. Онорина не ошиблась: он был не в своем уме… А теперь рассудок вернулся к нему. Ах, Франсуа, Франсуа!»

Вероника, напряженная, как струна, с трепещущим сердцем вслушивалась в слова, которые могли принести ей столько радости или отчаяния.

Над нею мог спуститься еще более гнетущий, чем прежде, мрак, а могла взойти заря, осияв бесконечную ночь, в которую она была погружена вот уже пятнадцать лет.