Сочинения в трех томах. Том 3
Шрифт:
А потом был кошмарный день похищения, за которым последовали еще более кошмарные дни, недели, когда он держал ее взаперти, запугивал и мало-помалу подчинял своей злой воле. Он вырвал у девушки обещание выйти за него, считая, что после происшедшего скандала, получив все же согласие отца, она должна уступить, хотя она всем своим существом восставала против этого союза.
Мозг Вероники упрямо отказывался воскрешать воспоминания о годе, проведенном замужем. Никогда, даже в страшные часы, когда кошмары прошлого, словно призраки, обступали ее, она не хотела извлекать из глубин своего рассудка это унизительное время, с его горестями, ранами, предательством, эту постыдную
— Хватит вам мечтать, госпожа Вероника, — окликнула ее Онорина.
— Это не мечты, не воспоминания, — отвечала та, — это угрызения совести.
— Угрызения совести? У вас, госпожа Вероника? Да вы же мученица!
— Мученица, понесшая заслуженную кару.
— Все уже позади, госпожа Вероника, вы ведь сейчас вновь обретете и сына, и отца. Полно вам, подумайте лучше, какое вас ждет счастье.
— Неужели я буду когда-нибудь счастливой?
— Это вы-то? Скоро сами убедитесь. Смотрите, вот и Сарек.
Онорина достала из-под банки большую раковину, которой она, на манер древних моряков, пользовалась в качестве рупора, приставила ее к губам, надула щеки, и все вокруг наполнилось мощным ревом.
Вероника вопросительно взглянула на бретонку.
— Это я его так зову, — пояснила Онорина.
— Франсуа? Вы зовете Франсуа?
— Я всегда так делаю, когда возвращаюсь. Он кубарем скатывается со скал, где мы живем, и подбегает к самому молу.
— Значит, я сейчас его увижу? — побледнев, спросила Вероника.
— Конечно, увидите. Сложите свою вуаль вдвое, чтобы он не узнал вас по портрету, который у него есть. Я скажу, что вы — дама, пожелавшая посетить Сарек.
Остров уже был виден отчетливо, однако у подножия утесов море кипело бурунами.
— Опять эти рифы, до чего они мне надоели! Смотрите, их ведь там видимо-невидимо! — воскликнула Онорина, которая уже заглушила мотор и вооружилась короткими веслами. — Заметили? Только что море было совершенно спокойным, но здесь оно никогда не бывает таким.
И в самом деле, тысячи и тысячи мелких волн сталкивались, бурлили, ведя с утесами постоянную и беспощадную битву. Лодка, казалось, плывет в непрекращающемся стремительном водовороте. Среди кипящей пены не было видно ни одного клочка голубой или зеленой воды. Только белоснежная кипень, словно взбитая неумолимыми силами, ополчившимися на острые иззубренные скалы.
— Здесь повсюду так, — продолжала Онорина. — Из-за этого на Сарек можно высадиться только из лодки. Вот уж где боши не смогли бы устроить базу для своих субмарин. Два года назад сюда на всякий случай приезжали офицеры из Лорьяна — разузнали поподробнее насчет пещер, которые находятся на западном берегу и куда можно проникнуть только при отливе. Так они лишь время потеряли. У нас им нечего было делать. Посудите сами, здесь вокруг все усеяно скалами, причем скалами остроконечными, которые так и норовят предательски впиться в днище твоей лодки. Они очень опасны, но еще более следует бояться других — больших утесов, которые хорошо видны, имеют свои имена и повинны во множестве кораблекрушений. А вот и они!
Голос бретонки вдруг зазвучал глухо. Напряженно, словно боясь сделать даже неуловимый жест, она указала на группу могучих утесов, вздымавшихся над водой и имевших самые причудливые формы — присевших на задние лапы животных, зубчатых
Бретонка снова зашептала:
— Уже много веков они охраняют остров, словно свирепые звери, которым нравится лишь причинять зло и убивать. Они… они… Нет, лучше о них вообще не говорить и даже не думать. Это тридцать свирепых чудовищ… Да, госпожа Вероника, их ровно тридцать.
Женщина перекрестилась и, немного успокоившись, продолжала:
— Да, их тридцать. Ваш отец утверждает, что Сарек называют островом Тридцати Гробов, потому что все эти скалы так или иначе горбаты и их сначала называли Тридцатью Горбами, ну а потом «горбы» постепенно превратились в «гробы» — уж больно тут мрачное место. Не знаю, наверно, так оно и было… Но все равно, госпожа Вероника, эти скалы — самые настоящие гробы, и если бы можно было проникнуть в их нутро, там обнаружились бы груды костей. Господин д'Эржемон сам говорит, что слово «Сарек» происходит от «саркофага», а так, утверждает он, ученые и называют гробы. И потом…
Онорина замолкла, словно желая отвлечься, и, показав рукою на скалу, сказала:
— Взгляните, госпожа Вероника, за этим утесом, что преграждает нам путь, в просвете будет видна наша маленькая гавань, а на причале — красный берет Франсуа.
Вероника слушала объяснения Онорины вполуха. Она вся подалась вперед, чтобы поскорее увидеть фигуру сына, а тем временем бретонка, словно не в силах сопротивляться навязчивой мысли, продолжала:
— И потом, на Сареке — поэтому-то ваш отец и поселился на нем — на Сареке есть дольмены [2] . Они ничем не примечательны, кроме того, что очень похожи один на другой. И знаете, сколько их? Тоже тридцать, как и этих скал! Они стоят по всему острову, на утесах, и каждый — напротив той из этих тридцати скал, чье имя он и носит. Доль-эр-Рек, Доль-Керлитю и так далее. Ну, что вы на это скажете?
2
Погребальное сооружение в виде большой каменной глыбы, накрытой плитой.
Бретонка произнесла названия дольменов тем же робким голосом, каким говорила обо всем этом, словно боялась, что ее услышат скалы, в которые она сама силой своего воображения вдохнула жизнь, грозную и священную.
— Что вы скажете на это, госпожа Вероника? Тут столько таинственного, что, говорю вам, лучше обо всем этом помолчать. Я расскажу вам все, когда мы уедем далеко от острова и вы будете вместе — вы, ваш малыш Франсуа и отец.
Вероника хранила молчание, вглядываясь в сторону, указанную ей бретонкой. Повернувшись спиною к спутнице и вцепившись руками в борт лодки, она смотрела во все глаза. Здесь, в этом просвете между скалами, вот-вот появится ее вновь обретенное дитя, и Веронике хотелось, не теряя ни секунды, увидеть Франсуа сразу, как только он появится.
Наконец лодка доплыла до скалы. Онорина оттолкнулась от нее веслом, и суденышко поравнялось с краем утеса.
— Ах, его нет! — с болью в голосе воскликнула Вероника.
— Франсуа нет? Но это невозможно! — изумилась Онорина.
Она в свою очередь вгляделась в темневшие в нескольких сотнях метров большие валуны, лежавшие на песчаном берегу и служившие в качестве мола. Лодку поджидали три женщины, девочка и несколько старых моряков. Мальчик действительно отсутствовал. Красного берета нигде не было видно.