Сочинения
Шрифт:
Урсус кинулся к парику, взбил его, напялил на себя и, удерживая дыхание, тихими шагами приблизившись к Дее, подставил ей свою голову.
Затем он призвал на помощь все свое искусство и, подражая голосу Гуинплена, спел с выражением неизъяснимой любви арию чудовища в ответ на зов светлого духа.
Он подражал так искусно, что и в этот раз обе цыганки принялись искать глазами Гуинплена, испуганные тем, что, не видя его, слышат его голос.
Восхищенный Говикем затопал ногами, захлопал в ладоши, производя невероятный шум и один хохоча, как целое сборище богов. Мальчик, повторяем, оказался на редкость талантливым зрителем.
Фиби и Винос, как два автомата, которых заводил Урсус, начали изо всех сил трубить и бить в тамбурины; под эти оглушительные звуки обычно заканчивался спектакль и расходилась публика.
Урсус поднялся на ноги, весь обливаясь потом.
Он шепнул Гомо:
– Понимаешь, надо было выиграть время. Кажется, нам это удалось. Я неплохо вышел из положения, хотя было из-за чего потерять голову. Гуинплен, быть может, еще вернется завтра. Зачем же было преждевременно убивать Дею? Тебе-то я могу объяснить, в чем дело.
Он снял парик и отер лоб.
– Я гениальный чревовещатель, – пробормотал он. – Как я все это великолепно проделал! Пожалуй, я перещеголял Брабанта, чревовещателя короля Франциска Первого. Дея убеждена, что Гуинплен здесь.
– Урсус, – сказала Дея, – а где Гуинплен?
Урсус вздрогнул и обернулся.
Дея продолжала стоять в глубине сцены, под фонарем, спускавшимся с потолка. Она была бледна как смерть.
Она продолжала с неповторимой улыбкой, в которой было отчаяние:
– Я знаю. Он нас покинул. Он исчез. Я знала, что у него есть крылья.
И, подняв к небу свои невидящие глаза, она прибавила:
– Когда же мой черед?
3. Осложнения
Урсус совершенно растерялся.
Ему не удалось ввести Дею в заблуждение.
Было ли тут виною его искусство чревовещателя? Конечно, нет. Ему удалось обмануть зрячих Фиби и Винос, но слепую Дею он не смог обмануть. Ведь Фиби и Винос смотрели только глазами, тогда как Дея видела сердцем.
Он не был в состоянии ответить ни слова. Он только подумал про себя: Bos in lingua [884] . У растерявшегося человека точно бык подвешен к языку.
Когда человек находится во власти сложных переживаний, он прежде всего испытывает приступ самоуничижения. Урсус пришел к печальному выводу:
– Напрасно я столько труда потратил на звукоподражание!
Как и всякий мечтатель, потерпевший неудачу, он принялся горько сетовать:
– Полный провал! Я воспроизводил все эти голоса впустую. Что же будет теперь с нами?
884
бык на языке (лат.)
Он взглянул на Дею. Она стояла молча, не шевелясь и все больше и больше бледнея. Ее неподвижный, слепой взор был устремлен куда-то в пространство.
На помощь Урсусу пришел случай.
Урсус увидел во дворе дядюшку Никлса, который, держа в руке свечу, делал ему знаки.
Дядюшка Никлс не дождался конца фантастической комедии, единственным исполнителем которой был Урсус, так как кто-то постучал в двери харчевни. Дядюшка Никлс пошел отворить. В дверь стучали дважды, и хозяин дважды уходил. Урсус, поглощенный своим стоголосым монологом, ничего не заметил.
Увидав, что Никлс машет ему рукой, Урсус спустился во двор.
Он подошел к хозяину гостиницы.
Урсус приложил палец к губам.
Дядюшка Никлс тоже приложил палец к губам.
Они смотрели друг на друга.
Каждый из них словно говорил другому: «Поговорим, но не здесь».
Никлс тихо отворил дверь в нижний зал. Они вошли. Кроме них, в комнате не было никого. Входная дверь с улицы и окна были наглухо закрыты.
Хозяин захлопнул дверь во двор перед самым носом любопытного Говикема.
Потом поставил свечу на стол.
Начался разговор. Вполголоса, почти шепотом!
– Мистер Урсус…
– Мистер Никлс?
– Я, наконец, понял.
– Вот как!
– Вы хотели убедить эту бедную слепую, что все идет как обычно.
– Закон не запрещает чревовещания.
– У вас настоящий талант.
– Вовсе нет.
– Удивительно, до какой степени вы умеете воспроизводить все, что вам хочется.
– Уверяю вас, нет.
– А теперь мне нужно поговорить с вами.
– Это разговор о политике?
– Как сказать.
– О политике я и слушать не хочу.
– Вот в чем дело. В то время как вы играли, изображая один и актеров и публику, в дверь стучались.
– Стучались в дверь?
– Да.
– Мне это не нравится.
– Мне тоже не нравится.
– Что же дальше?
– Я отворил.
– Кто же стучал?
– Человек, который вступил со мной в разговор.
– Что он вам сказал?
– Я выслушал его.
– Что вы ему ответили?
– Ничего. Я вернулся смотреть на вашу игру.
– Ну?
– Ну, и в дверь постучали вторично.
– Кто? Тот же самый?
– Нет, другой.
– Он тоже с вами говорил?
– Нет, этот не сказал ни слова.
– Я это предпочитаю.
– А я нет.
– Объяснитесь, мистер Никлс.
– Угадайте, кто говорил со мной в первый раз?
– Мне некогда разыгрывать роль Эдипа.
– Это был хозяин цирка.
– Соседнего?
– Да, соседнего.
– Того, где гремит такая бешеная музыка?