Сочинения
Шрифт:
Поэтому, так как мы сами глубоко убежденные безбожники, враги всякого религиозного верования и материалисты, всякий раз, когда нам придется говорить о вере с народом, мы обязаны высказать ему во всей полноте наше безверие, скажу более, наше враждебное отношение к религии. На все вопросы его по этому предмету мы должны отвечать честно и, даже когда становится нужно, т. е. когда предвидится успех, должны стараться ему объяснить и доказать справедливость своих воззрений. Но мы не должны сами искать случаев к подобным разговорам. Мы не должны ставить религиозный вопрос на первом плане нашей пропаганды в народе. Делать это, по нашему глубокому убеждению, однозначительно с изменою народному делу.
Народ – не доктринер и не философ. У него нет ни досуга, ни привычки заниматься одновременно многими вопросами. Увлекаясь одним, он забывает все другие.
Народное дело состоит единственно в осуществлении народного идеала с возможным, в народе же самом коренящимся, исправлением и лучшим, прямее и скорее к цели идущим, направлением его. Мы указали на три несчастные черты, омрачающие, главным образом, идеал русского народа. Теперь заметим, что две последние: поглощение лица миром и богопочитание царя, собственно, вытекают как естественные результаты из первой, т. е. из патриархальности, и что поэтому патриархальность есть то главное историческое, но, к несчастию, совершенно народное зло, против которого мы обязаны бороться всеми силами.
Оно исказило всю русскую жизнь, наложив на нее тот характер тупоумной неподвижности, той непроходимой грязи родной, той коренной лжи, алчного лицемерия и, наконец, того холопского рабства, которые делают ее нестерпимой. Деспотизм мужа, отца, а потом старшего брата обратил семью, уже безнравственную по своему юридически-экономическому началу, в школу торжествующего насилия и самодурства, домашней ежедневной подлости и разврата. Гроб убеленный – выражение отличное для определения русской семьи. Добрый русский семьянин, если он человек действительно добрый, но бесхарактерный, значит, просто добродушная свинья, невинная и безответная, существо, ничего ясно не сознающее, ничего определенно не хотящее и делающее безразлично и тем будто бы ненарочно, почти в одно и то же время, добро и зло. Его действия гораздо менее определяются целью, чем обстоятельствами, минутным расположением и, главное, средою; привыкши повиноваться в семье, он продолжает повиноваться и гнуться по направлению ветра и в обществе, он создан быть и оставаться рабом, но деспотом не будет. На это у него не хватит силы. Он сам сечь поэтому не будет, но непременно подержит того несчастного, виновного или невиновного, которого начальство высечь захочет; начальство же является ему в трех главных и священных видах: как отец, как мир и как царь.
Если же он человек с норовом и с огнем, он будет в одно и то же время и рабом и деспотом; деспотом, самодурствующим над всяким, кто будет стоять ниже его и будет зависеть от его произвола. Господа же его мир и царь. Если он сам глава семьи, он будет деспотом безграничным у себя дома, но слугою мира и рабом царя.
Община – его мир. Она – не что иное, как естественное расширение его семьи, его рода. Поэтому в ней преобладает то же патриархальное начало, тот же гнусный деспотизм и то же подлое послушание, а потому и та же коренная несправедливость и то же радикальное отрицание всякого личного права, как и в самой семье. Решения мира, каковы бы они ни были, закон. «Кто смеет идти против мира!» – восклицает с удивлением русский мужик. Мы увидим, что кроме царя, его чиновников и дворян, стоящих, собственно, вне мира или, вернее, над ним, есть в самом русском народе лицо, смеющее идти против мира: это разбойник. Вот почему разбой составляет важное историческое явление в России – первые бунтовщики, первые революционеры в России, Пугачев и Стенька Разин, были разбойники.
В мире имеют право голоса только старики, главы семейства. Неженатая или даже женатая, но не отделенная молодежь должна исполнять и повиноваться. Но над общиною, над всеми общинами стоит царь, всеобщий патриарх и родоначальник, отец всей России. Поэтому власть его безгранична.
Каждая община составляет в себе замкнутое целое, вследствие чего – и это составляет одно из главных несчастий в России – ни одна община не имеет, да и не чувствует надобность иметь с другими общинами никакой самостоятельной органической связи. Соединяются же они между собою только посредством царя-батюшки, только в его верховной,
Мы говорим, что это большое несчастье. Понятно, что такое разъединение бессилит народ и обрекает все его бунты, почти всегда местные и бессвязные, на неизбежное поражение и тем самым упрочивает торжество деспотической власти. Значит, одною из главных обязанностей революционной молодежи должно быть установление всеми возможными средствами и во что бы то ни стало живой бунтовской связи между разъединенными общинами. Задача трудная, но не невозможная, так как история указывает нам, что в смутные времена, напр., в лжедмитриевской междуусобице [111] , в стеньки-разинской и пугачевской революции, а также и в новгородском бунте [112] , в начале царствования императора Николая, сами общины, собственным движением, стремились к установлению этой спасительной связи.
111
Имеется в виду восстание 1650 г. в Новгороде, вызванное ухудшением положения посадских людей в связи с принятием «Соборного Уложения» царя Алексея Михайловича (1649 г.).
112
Речь идет о восстании декабристов.
Число общин несметно, а общий их царь-батюшка стоит над ними слишком высоко, только немножко ниже господа бога, для того чтобы ему управиться лично со всеми. Ведь сам господь бог для управления миром нуждается в службе бесчисленных чинов и сил небесных, серафимов, херувимов, архангелов, ангелов шестикрылых и простокрылых [113] , тем более царь не может обойтись без чиновников. Ему нужна целая военная, гражданская, судебная и полицейская администрация. Таким образом, между царем и народом, между царем и общиною становится государство военное, полицейское, бюрократическое и неизбежным образом строго централизованное.
113
В иудаистической, христианской и мусульманской мифологиях ангелы – созданные богом бесплотные существа, призванные служить единому богу, воюя с его врагами, воздавая ему честь, неся его волю стихиям и людям. В христианстве иерархия ангельских чинов наиболее подробно разработана Псевдо-Дионисием Ареопагитом: 1 триада – серафимы, херувимы, престолы; 2 триада – господства, силы, власти; 3 триада – начала, архангелы, ангелы (см.: Мифы народов мира. Т. I. M., 1980. С. 76–78, 362).
Таким образом, воображаемый царь-отец, попечитель и благодетель народа помещен высоко, высоко, чуть ли не в небесную даль, а царь настоящий, царь-кнут, царь-вор, царь-губитель, государство, занимает его место. Из этого вытекает, естественно, тот странный факт, что народ наш в одно и то же время боготворит царя воображаемого, небывалого и ненавидит царя действительного, осуществленного в государстве.
Народ наш глубоко и страстно ненавидит государство, ненавидит всех представителей его, в каком бы виде они перед ним ни являлись. Недавно еще ненависть его была разделена между дворянами и чиновниками, и иногда даже казалось, что он ненавидит первых еще более, чем последних, хотя, в сущности, он их ненавидит равно. Но с тех пор как вследствие упразднения крепостного права дворянство стало видимо разоряться, пропадать и обращаться к своему первоначальному виду исключительно служебного сословия, народ обнял его в своей общей ненависти ко всему чиновному сословию. Нужно ли доказывать, до какой степени ненависть его законна!
Государство окончательно раздавило, развратило русскую общину, уже и без того развращенную своим патриархальным началом. Под его гнетом само общинное избирательство стало обманом, а лица, временно избираемые самим народом, головы, старосты, десятские, старшины, превратились, с одной стороны, в орудия власти, а с другой, в подкупленных слуг богатых мужиков-кулаков. При таких условиях последние остатки справедливости, правды, простого человеколюбия должны были исчезнуть из общин, к тому же разоренных государственными податями и повинностями и до конца придавленных начальственным произволом. Более чем когда-нибудь, разбой остался единственным выходом для лица, а для целого народа – всеобщий бунт, революция.