"Я б тоже согласился на полет,Чтоб приобресть блага по возвращеньи! —Так кто-то говорил, — Да им везет!.."Так что ж он скажет о таком везенье?Корабль «Союз» и станция «Салют»,И Смерть в конце, и Реквием — в итоге…«СССР» — да, так передаютЧетыре буквы — смысл их дороги.И если Он — живет на небеси,И кто-то вдруг поднял у входа пологЕго шатра. Быть может, он взбесилВсевышнего.Кто б ни был — космонавт или астролог…Для скорби в этом мире нет границ,Ах, если б им не быть для ликованья!И безгранична скорбь всех стран и лиц, —И это — дань всемирного признанья…
x x x
Жизнь оборвет мою водитель-ротозей.Мой труп из морга не востребует никто.Возьмут мой череп в краеведческий музей,Скелет пойдет на домино или лото.Ну все, решил — попью чайку, да и помру:Невмоготу свою никчемность превозмочь.Нет, лучше пусть все будет поутру,А то — лежи, пока не хватятся — всю ночь.В музее будут объегоривать народ,Хотя народу это, в общем, все равно.Мне глаз указкою проткнет экскурсоводИ скажет: «Вот недостающее звено».Иль в виде фишек принесут меня на сквер,Перетряхнут, перевернут наоборот,И, сделав «рыбу», может быть, пенсионерМеня впервые добрым словом помянет.Я
шел по жизни, как обычный пешеход,Я, чтоб успеть, всегда вставал в такую рань…Кто говорит, что уважал меня — тот врет.Одна… себя не уважающая пьянь.
x x x
Целуя знамя в пропыленный шелкИ выплюнув в отчаянье протезы,Фельдмаршал звал: "Вперед, мой славный полк!Презрейте смерть, мои головорезы!"И смятыми знаменами горды,Воспламенены талантливою речью, —Расталкивая спины и зады,Они стремились в первые ряды —И первыми ложились под картечью.Хитрец — и тот, который не был смел, —Не пожелав платить такую цену,Полз в задний ряд — но там не уцелел:Его свои же брали на прицел —И в спину убивали за измену.Сегодня каждый третий — без сапог,Но после битвы — заживут, как крезы, —Прекрасный полк, надежный, верный полк —Отборные в полку головорезы!А третьи средь битвы и бедыСтарались сохранить и грудь и спину, —Не выходя ни в первые ряды,Ни в задние, — но как из-за еды,Дрались за золотую середину.Они напишут толстые трудыИ будут гибнуть в рамах, на картине, —Те, что не вышли в первые ряды,Но не были и сзади — и горды,Что честно прозябали в середине.Уже трубач без почестей умолк,Не слышно меди, тише звон железа, —Разбит и смят надежный, верный полк,В котором сплошь одни головорезы.Но нет, им честь знамен не запятнать,Дышал фельдмаршал весело и ровно, —Чтоб их в глазах потомков оправдать,Он молвил: "Кто-то должен умирать —А кто-то должен выжить, — безусловно!"Пусть нет звезды тусклее, чем у них, —Уверенно дотянут до кончины —Скрываясь за отчаянных и злыхПоследний ряд оставив для других —Умеренные люди середины.В грязь втоптаны знамена, смятый шелк,Фельдмаршальские жезлы и протезы.Ах, славный полк!.. Да был ли славный полк,В котором сплошь одни головорезы?!
x x x
Если все — и спасенье в ноже,И хирург с колпаком, —Лучше, чтоб это было уже,Чем сейчас и потом.
x x x
Дурацкий сон, как кистенем,Избил нещадно.Невнятно выглядел я в немИ неприглядно.Во сне я лгал и предавал,И льстил легко я…А я и не подозревалВ себе такое.Еще сжимал я кулакиИ бил с натугой,Но мягкой кистию руки,А не упругой.Тускнело сновиденье, ноОпять являлось.Смыкал я веки, и оноВозобновлялось.Я не шагал, а семенилНа ровном брусе,Ни разу ногу не сменил, —Трусил и трусил.Я перед сильным лебезил,Пред злобным гнулся.И сам себе я мерзок был,Но не проснулся.Да это бред — я свой же стонСлыхал сквозь дрему,Но это мне приснился сон,А не другому.Очнулся я и разобралОбрывок стона.И с болью веки разодрал,Но облегченно.И сон повис на потолкеИ распластался.Сон в руку ли? И вот в рукеВопрос остался.Я вымыл руки — он в спинеХолодной дрожью.Что было правдою во сне,Что было ложью?Коль это сновиденье — мнеЕще везенье.Но если было мне во снеЯсновиденье?Сон — отраженье мыслей дня?Нет, быть не может!Но вспомню — и всего меняПерекорежит.А после скажут: "Он вполнеВсе знал и ведал!"Мне будет мерзко, как во снеВ котором предал.Или — в костер?.. Вдруг нет во мнеШагнуть к костру сил! —Мне будет стыдно как во сне,В котором струсил.Но скажут мне: "Пой в унисон!Жми что есть духу!"И я пойму: вот это сон,Который в руку.
Мои похороны, или Страшный сон очень смелого человека
Сон мне снится — вот те на:Гроб среди квартиры,На мои похоронаСъехались вампиры, —Стали речи говорить —Все про долголетие, —Кровь сосать решили погодить:Вкусное — на третие.В гроб вогнали кое-как,А самый сильный вурдалакВсе втискивал, и всовывал, —И плотно утрамбовывал, —Сопел с натуги, сплевывалИ желтый клык высовывал.Очень бойкий упырекСтукнул по колену,Подогнал — и под шумокНадкусил мне вену.А умудренный кровососВстал у изголовьяИ очень вдохновенно произнесРечь про полнокровье.И почетный караулДля приличия всплакнул, —Но я чую взглядов сериюНа сонную мою артерию:А если кто пронзит артерию —Мне это сна грозит потерею.Погодите, спрячьте крюк!Да куда же, черт, вы!Я же слышу, что вокруг, —Значит, я не мертвый.Яду капнули в вино,Ну а мы набросились, —Опоить меня хотели, ноОпростоволосились.Тот, кто в зелье губы клал, —В самом деле дуба дал, —Ну а на меня — как рвотноеТо зелье приворотное:Здоровье у меня добротное,И закусил отраву плотно я.Так почему же я лежу,Дурака валяю, —Ну почему, к примеру, не заржу —Их не напугаю?!Я ж их мог прогнать давноВыходкою смелою —Мне бы взять пошевелиться, ноГлупостей не делаю.Безопасный как червяк,Я лежу, а вурдалакСо стаканом носится —Сейчас наверняка набросится, —Еще один на шею косится —Ну, гад, он у меня допросится!Кровожадно вопия,Высунули жалы —И кровиночка мояПолилась в бокалы.Погодите — сам налью, —Знаю, знаю — вкусная!..Ну нате, пейте кровь мою,Кровососы гнусные!А сам — и мышцы не напрягИ не попытался сжать кулак, —Потому что кто не напрягается,Тот никогда не просыпается,Тот много меньше подвергаетсяИ много больше сохраняется.Вот мурашки по спинеСмертные крадутся…А всего делов-то мнеБыло, что — проснуться!…Что, сказать, чего боюсь(А сновиденья —
тянутся)?Да того, что я проснусь —А они останутся!..
x x x
Зарыты в нашу память на векаИ даты, и события, и лица.А память как колодец глубока.Попробуй заглянуть: навернякаЛицо — и то неясно отразится.Разглядеть, что истинно, что ложноМожет только беспристрастный суд.Осторожно с прошлым, осторожно…Не разбейте глиняный сосуд.Иногда как-то вдруг вспоминаетсяИз войны пара фраз —Например, что сапер ошибаетсяТолько раз.Одни его лениво ворошат,Другие неохотно вспоминают,А третьи даже помнить не хотят, —И прошлое лежит, как старый клад,Который никогда не раскопают.И поток годов унес с границыСтрелки — указатели пути.Очень просто в прошлом заблудитьсяИ назад дороги не найти.До сих пор как-то вдруг вспоминаетсяИз войны пара фраз —Например, что сапер ошибаетсяТолько раз.С налета не вини — повремени!Есть у людей на все свои причины.Не скрыть, а позабыть хотят они:Ведь в толще лет еще лежат в тениЗабытые заржавленные мины.В минном поле прошлого копатьсяЛучше без ошибок, потомуЧто на минном поле ошибаться…Нет! Не удавалось никому.До сих пор как-то вдруг вспоминаетсяИз войны пара фраз —Например, что сапер ошибаетсяТолько раз.Один толчок — и стрелки побегут,А нервы у людей не из каната,И будет взрыв, и перетрется жгут…Но, может, мину вовремя найдутИ извлекут до взрыва детонатор.Спит земля, врачует раны снами,Но еще находят мины в ней…Нужно брать их чистыми рукамиИ взрывать подальше от людей.До сих пор как-то вдруг вспоминаетсяИз войны пара фраз —Например, что сапер ошибаетсяТолько раз.
x x x
Давно, в эпоху мрачного язычества,Огонь горел исправно, без помех,А ныне, в век сплошного электричества,Шабашник — самый главный человек.Нам внушают про проводку,А нам слышится — про водку,Нам толкуют про тройник,А мы слышим: «…На троих!»У нас теперь и опыт есть, и знание,За нами невозможно доглядеть —Нарочно можем сделать замыкание,Чтоб без работы долго не сидеть.И мы — необходимая инстанция, —Нужны, как выключателя щелчок.Вам кажется — шалит электростанция,А это мы поставили «жучок».Шабаш — электро наш нарубит дров еще,С ним вместе — дружный смежный шабаш-газ.«Шабашник» — унизительное прозвище,Но что-то не обходятся без нас.
x x x
Может быть, моряком по призваниюБыл поэт Руставели Шота…По швартовому расписаниюЗанимает команда места.Кто-то подал строителям мудрый совет —Создавать поэтический флот.И теперь Руставели — не просто поэт,«Руставели» — большой теплоход.А поэта бы уболтало бы,И в три бала бы он померк,А теперь гляди с верхней палубыЧерный корпус его, белый верх.Непохожих поэтов сравнить нелегко —В разный срок отдавали концыРуставели с Шевченко и Пушкин с Франко…А на море они — близнецы.О далеких странах мечтали — иВот не дожили — очень жаль!..И «Шевченко» теперь — близ Италии,А «Франко» идет в Монреаль.
x x x
Александру Назаренко и экипажу теплохода «Шота Руставели»
Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты —И хрипят табуны, стервенея, внизу.На глазах от натуги худеют канаты,Из себя на причал выжимая слезу.И команды короткие, злыеБыстрый ветер уносит во тьму:«Кранцы за борт!», «Отдать носовые!»И — «Буксир, подработать корму!»Капитан, чуть улыбаясь, —Все, мол, верно — молодцы, —От земли освобождаясь,Приказал рубить концы.Только снова назад обращаются взоры —Цепко держит земля, все и так и не так:Почему слишком долго не сходятся створы,Почему слишком часто мигает маяк?!Все в порядке, конец всем вопросам.Кроме вахтенных, все — отдыхать!Но пустуют каюты — матросамК той свободе еще привыкать.Капитан, чуть улыбаясь,Молвил только: «Молодцы!»От земли освобождаясь,Нелегко рубить концы.Переход — двадцать дней, — рассыхаются шлюпки,Нынче утром последний отстал альбатрос…Хоть бы — шторм! Или лучше — чтоб в радиорубкеОбалдевший радист принял чей-нибудь SOS.Так и есть: трое — месяц в корыте,Яхту вдребезги кит разобрал…Так за что вы нас благодарите —Вам спасибо за этот аврал!Капитан, чуть улыбаясь,Бросил только: «Молодцы!» —Тем, кто, с жизнью расставаясь,Не хотел рубить концы.И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао,И еще черта в ступе и бог знает что,И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун —Все, куда я ногой не ступал, но зато —Пришвартуетесь вы на ТаитиИ прокрутите запись мою, —Через самый большой усилительЯ про вас на Таити спою.Скажет мастер, улыбаясь,Мне и песне: «Молодцы!»Так, на суше оставаясь,Я везде креплю концы.И опять продвигается, словно на ринге,По воде осторожная тень корабля.В напряженье матросы, ослаблены шпринги…Руль полборта налево — и в прошлом земля!
x x x
Мы живем в большом селе Большие Вилы,Нас два брата, два громилы.Я ошибочно скосил дубову рощу,Брату — это даже проще.Нас все любят, но боятся жутко —Вдвоем мыНе жидки!Мы с понятьем, конечно, не шутка —Убьем поОшибке.Вот послали нас всем миром — ми и плачем —К чертям собачьим, к чертям собачьим,Но нашли мы избавление от смертиИ сами вышли в собачьи черти!Мы теперь овес едим горстями.Кто скажется —Под дых ему!И с предшествующими чертямиСобачимсяПо ихнему.Ну, побыли мы чертями — и обратно:Понятно, понятно!Если встретим мы кого-нибудь дорогой —Брат просит: «Не трогай!»Я еще чуть-чуть тренировался —Гнул дулаНа танке.И поэтому братан боялся —Я: «Здравствуй!»Он — в дамки!Жить можно бы, и даже — смело,Но нет подходящего дела.Так и мыкаемся с братом по свету,А дела подходящего нету.Я всегда кричу братану:Гляди в оба,Братень!Я маленько поотстану,Может, обо-ротень!Но послали на селе нас, как и раньше,Куда подальше, куда подальше…Мы же с братиком протопали планету —Такого места в помине нету!И задумали мы с братом думкуВдвоем мыВ три смены…Брат все двери искусал — и все ж додумкал:Пойдем мыВ спортсмены!