Сочинитель 2

Константинов Андрей Дмитриевич

— Андрей, — Кудасов дотронулся до руки Обнорского. — Ты лично эти подарки видел? Ты проверил — Ващанов ли их дарил? Бабы, они такого языками наплести могут — только держись… Ты знаешь, сколько раз валютные проститутки, которых я и в глаза никогда не видел, клялись своим подружкам, что я их трахал?

Крыть Обнорскому было нечем. Андрей помолчал, потом поднял чуть красноватые глаза на Никиту:

— Дай Бог, чтобы ты оказался прав. Но ведь с одним-то ты спорить не будешь — контора твоя «течет», и «течет» прилично… С высокого уровня… Ты Серегино досье внимательно читал? Помнишь там насчет уровня информированности Виктора Палыча в отношении предпринимаемых против него шагов? Или это, опять скажешь, — факты непроверенные? А Антибиотик-то, между прочим, на свободе гуляет! И прекрасно себя чувствует. Он же вас постоянно опережает!

Никита

постарался, чтобы журналист не увидел в его глазах усмешку — Обнорский не знал, и не мог знать всего, что делалось в одном только 15-ом отделе в отношении Антибиотика… Но какая-то правда в его словах все-таки была. Утечки информации стали самым настоящим бичом для РУОПа. И ведь — кстати-то говоря, — если в прошлом покопаться, то больше всего развалилось именно тех комбинаций, которые курировал как раз Ващанов…

Тот разговор Кудасова с Серегиным закончился как-то не очень хорошо — Андрей снова начал требовать, чтобы Никита подключил его к «непосредственной работе» в отношении Антибиотика, а шеф 15-го отдела снова пытался отделываться какими-то расплывчатыми и неубедительными обещаниями… В результате Обнорский попрощался с Кудасовым довольно холодно, и у Никиты остался неприятный осадок — ему показалось, что Андрей обиделся и что-то задумал. Учитывая беспокойную натуру Серегина, можно было не сомневаться в том, что задумал он какую-то очередную авантюру…

Никита Никитич снова вернулся мыслями к досье Челищева. Если Сергей располагал достоверной информацией о роли Мухина — тогда дело дрянь… Тогда весь предыдущий «прессинг» — это еще только цветочки, так сказать, пристрелка, тестирование на прочность. А ягодки будут впереди.

Кудасов подумал о том, что надо бы принять дополнительные меры безопасности и в отношении самого себя, и — прежде всего — в отношении Татьяны с Димкой… Береженого Бог бережет. Хотя, конечно, Антибиотик не должен пойти на, как теперь говорят по телевизору, «непопулярные силовые методы решения конфликта». Не должен, но — бывает-то всякое… Кудасов вспомнил, как однажды был убит приехавший на «стрелку» с неким Мишей Глуховым «тамбовец» Костя Сидоренко — его просто расстреляли среди бела дня в кафе, где должна была состояться встреча, на которую, кстати говоря, Глухов опоздал… И когда пошел «разбор», Миша громче всех орал, что он — не при делах, что не он навел убийц, а в качестве доказательства приводил как раз то соображение, что уж если бы он, Глухов, и замышлял бы что-то против Костина, то сделал бы все тоньше — так, чтобы на него, на Мишу то есть, никто бы никогда даже и не подумал… Глухов напирал на логику — и ведь сумел-таки убедить «братву», что не он «снял с пробега» Сидоренко… А Кудасов потом получил совершенно противоположную информацию от своего агента в ближайшем окружении Миши. Все гениальное — просто… Сделай все нарочито грубо, так, чтобы все как бы на поверхности лежало — и люди, привыкшие к мудрым запуткам, засомневаются… «А может, и вправду его подставили, а, пацаны? Ну, не такой же он дурак, чтобы самому так лохануться?»

Вот и Виктор Палыч — оборотень-перевертыш, который силен как раз нестандартными ходами и нелогичными (на первый взгляд) решениями. У Антибиотика один принцип незыблем — прав тот, кто сильнее живого и живее мертвого. Вот именно — живее мертвого… Поэтому, хоть и мала вероятность примитивного физического устранения лично его, Кудасова, или попытки похищения Татьяны с Димкой — а все же не учитывать и такой вариант нельзя. Как гласит старое оперское правило: «Все варианты предусмотреть нельзя, но надо…»

Хотя, скорее всего, Виктор Палыч попытается усилить психологический нажим, постарается сочинить какую-то провокацию… «Надо будет всем ребятам сказать, чтобы сконцентрировались и проявляли максимум осторожности, чтоб не подставились бы где-то по дури…» — подумал Кудасов. Оперов к себе в отдел он собирал поштучно, присматриваясь, «прицениваясь» к каждому, как рачительный крестьянин к лошадям на ярмарке — которому конь не для красивых выездов нужен, не для престижа, а для тяжелой пахоты… Попасть в 15-ый отдел было сложно, работать — еще сложнее, но зато Кудасову удалось мало-помалу сформировать коллектив единомышленников, коллектив, которому он мог доверять. Отдел давал очень хорошие показатели, но и провалы все-таки тоже случались… Трудно объяснимые провалы, кстати говоря — иногда у Никиты действительно складывалось впечатление, что некоторых разрабатываемых им фигурантов

кто-то словно впрямую предупреждал о готовившихся комбинациях…

Неужели Обнорский все-таки прав, и где-то в руководстве РУОПа сидит «крот»? Неужели такое возможно? Чисто теоретически — да, конечно, возможно, любой опер знает, что на этом грешном свете бывает все, плюс еще немного. Но практически… «Ващанов, Ващанов… Человек он, конечно, неприятный… Но, кстати, в отличие от многих и многих других милицейских начальников — в оперативной работе разбирается хорошо. Он же сам из оперов, из „земельщиков“… А что, опера никогда не ссучивались? Да сколько угодно — вон, в „Крестах“, „ментовские хаты“ под завязку укомплектованы — правда, в основном сержантами да младшим офицерским составом…»

Никита Никитич вылез из-за стола и несколько раз взмахнул руками, прогоняя дремоту. В кабинете, где несмотря на восьмой час вечера находились еще человек восемь, было душно. Кудасов снова сел за стол и продолжил разговор с самим собой: «А если все-таки Ващанов? Хуже нет, когда возникают подозрения, которые ни подтвердить, ни опровергнуть — все это сильно деморализует… А сколько раз бандюганы, якобы случайно, паскудную информацию про ребят „роняли“ — специально, с заведомым умыслом на компрометацию. Проверить бы… А как? „Литеры“ ведь на Геннадия Петровича не закажешь, „опушников“ на него не сориентируешь [18] . А может быть, попробовать в лобовую его «пробить»? «Обставиться» грамотно насчет второго, серегинского экземпляра досье, предъявить его Ващанову, снять реакцию… Нет, ерунда сплошная получится — он же не пацан, всю жизнь в розыске, глупо ждать, что Гена завибрирует. Только спугнуть можно, да еще и Андрея подставить… Хотя — Ващанов ведь квасит по-черному… Почему он так засаживает-то? Каждый день почти… Так водку жрать — любые мозги пропить можно… А если Гену попробовать «прокачать», когда он «на кочерге» [19] ?»

18

ОПУ — оперативно-поисковое управление, одно из самых закрытых милицейских подразделений, предназначенное для выполнения специальных задач, прежде всего по сбору интересующей информации. Иногда в обиходе ОПУ называют «ментовской разведкой».

19

На кочерге — в состоянии запоя (жарг.).

Никита Никитич досадливо сморщился — накануне, как раз во время его встречи с Обнорским, в РУОПе отмечали присвоение Геннадию Петровичу полковничьего звания… Кудасов тоже был зван на «фуршет», как и все остальные начальники отделов с заместителями… Не прийти Никита не мог, но, придя, постарался смыться побыстрее — не любил он пьянки на работе, да и вообще пить не любил. И в отделе своем почти «сухой закон» установил — не от ханжества, кстати, а исключительно руководствуясь все теми же принципами «технологической достаточности»: пьющего опера легче переиграть, легче подставить, у него больше уязвимых мест… Но ведь все трактовать можно в зависимости от подхода — некоторые коллеги за спиной Кудасова говорили, что он просто «брезгует с товарищами по оружию стакан поднять». Вот так-то…

«А обмывали полковника, видать, знатно — то-то у Гены сегодня глаза, как у взбесившегося кролика были. И выхлоп изрядный…». Никита даже пожалел, что так рано ушел с фуршета — была отличная возможность присмотреться к тому, как Ващанов на водочку реагирует: «плывет» ли, «держит ли голову», отключается ли…

Его размышления прервал телефонный звонок. Трещал зеленый аппарат, номер которого был известен далеко не всем — когда Кудасов находился в кабинете, он всегда отвечал на звонки по этому номеру, как бы не был занят.

— Алло, — сказал Никита. — Слушаю вас…

— Привет, товарищ сыщик, — откликнулась трубка Дашиным голосом. — Вы меня еще помните?

Кудасова бросило сначала в жар, потом в холод. Даша… Неужели она в Питере? Звонок был обычным, не междугородным… Господи, хоть бы она была здесь! Дашка! Ведь как почувствовала, что человеку плохо.

— Слушаю вас, — ровным голосом произнес Никита Никитич. — Где вы находитесь?

Это были совсем не те слова, которые ему хотелось прокричать, но в кабинете было полно ребят… Да и сам по себе телефон — аппарат ненадежный.