Социальная психология
Шрифт:
В-третьих, большинство реальных житейских конфликтов, подобных дилемме заключенного и трагедии общинных выгонов, — игры с ненулевой суммой. Выигрыши и проигрыши обеих сторон не обязательно равны нулю. Оба могут как выиграть, так и проиграть. Каждая игра — противопоставление сиюминутных интересов индивида благополучию группы в целом и дьявольская социальная ловушка, демонстрирующая, что результатом даже «рационального» поведении индивида может быть вред. Никто злонамеренно не планировал повышать концентрацию диоксида углерода в атмосфере Земли и её следствия — глобального потепления климата.
Не всегда эгоистичное поведение индивида приносит вред обществу. Во многих сообществах, например в капиталистическом обществе XVIII в.,
«Своим обедом мы обязаны не доброте мясника, пивовара или булочника, а их заботе о собственных интересах»
Решение социальных дилемм
Как можно настроить людей на сотрудничество во имя их общей выгоды в тех ситуациях, которые действительно являются социальными ловушками? Специалисты, изучавшие дилеммы в лабораторных условиях, предлагают несколько способов (Gifford & Hine, 1997).
Регулирование. Размышляя о трагедии общинных выгонов, Гаррет Хардин писал: «В обществе, которое верит в свободу общинных владений, все преследуют личные интересы, и это стремление приводит к разрушению. Свобода общинных владений разрушает все» (Hardin, 1968). Задумайтесь над таким вопросом: если бы уплата налогов была добровольным делом, много ли нашлось бы желающих платить их полностью? Можно с уверенностью сказать, что нет, и именно поэтому современные общества не могут позволить себе зависеть от благотворительности, когда речь идет о школах, парках, а также о социальной и военной безопасности.
Законы, которые мы принимаем, и заключаемые нами соглашения тоже направлены на достижение общего блага. Международная комиссия по китобойному промыслу определяет согласованные нормы лова этих животных, которые спасают их от полного уничтожения. США и бывший СССР подписали Договор о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, цель которого — уменьшение содержания радиоактивных веществ в воздухе, которым мы все дышим. Природоохранное законодательство — если все вынуждены выполнять его требования — распределяет бремя ответственности поровну: ни одной сталелитейной компании не следует бояться, что другие компании, её конкуренты, выиграют, если смогут пренебречь своими обязательствами перед экологией.
«О том, что принадлежит всем, не заботится никто, и чем больше владельцев, тем меньше заботы.
Аналогичным образом и участники лабораторных игр нередко ищут способы так отрегулировать свое поведение, чтобы достичь общего блага. Игроки в «Гайки» могут договориться о том, чтобы в течение одного 10-секундного отрезка времени не брать более одной или двух гаек и предоставить экспериментатору возможность восполнять их запас; они также могут избрать лидера и предоставить ему право решать, сколько гаек может взять тот или иной игрок (Messick et al., 1983; Samuelson et al., 1984).
Однако в реальной жизни за регулирование приходится платить. Платить приходится и за разработку норм и правил, и за принуждение к их исполнению, а также за ограничение личной свободы. Поэтому неизбежно возникает щепетильный политический вопрос: какими должны быть затраты на регулирование, чтобы они не превысили прибыли, которую оно приносит?
Чем меньше, тем лучше. Второй способ решения социальных дилемм заключается в том, чтобы создавать малочисленные группы. В немногочисленных сообществах каждый индивид ощущает себя более ответственным и эффективным (Kerr, 1989). По мере того как численность группы возрастает, возрастает и отказ от сотрудничества, оправдываемый, как правило, примерно такими словами: «От меня все равно ничего не зависит» (Kerr & Kaufman-Gilliand, 1997). В немногочисленных группах люди ощущают свою большую причастность к общему успеху. Все, что усиливает групповую идентификацию, способствует более эффективному сотрудничеству. Даже непродолжительная дискуссия (всего лишь в течение нескольких минут) или просто вера индивида в то, что он такой же, как и остальные члены группы, могут усилить «мы-чувство» и сотрудничество (Brewer, 1987; Orbell et al., 1988).
Члены немногочисленных групп менее, нежели члены многочисленных сообществ, склонны присваивать себе большую, чем у остальных, долю ограниченных ресурсов (Allison et al., 1992). На том острове в северо-западной части Тихого океана, где я вырос, наша небольшая община сообща пользовалась источником питьевой воды. В жаркие летние дни, когда уровень воды в резервуаре понижался, над ним загоралась лампочка, которая предупреждала все наши 15 семей о том, что воду нужно экономить. Осознавая свою ответственность друг перед другом и понимая, насколько важен этот режим экономии, каждый из нас вел себя соответствующим образом. Ни разу резервуар не высыхал до дна.
«Я убежден в том, что поведение русских и китайцев в такой же степени обусловлено их недоверием к нам, как наше — недоверием к ним. А это, возможно, означает, что мы оказываем весьма заметное влияние на их поведение: относясь к ним, как к врагам, мы оправдываем их враждебность.
В значительно более многочисленных сообществах, например в любом городе, добровольное самоограничение менее вероятно. Поскольку вред, причиняемый индивидом, распределяется между многими, он может пренебречь значимостью своего личного поступка. Именно поэтому некоторые политологи и социальные психологи утверждают, что там, где это возможно, большие сообщества должны быть поделены на менее многочисленные по территориальному принципу (Edney, 1980). В своей книге «Взаимная помощь», вышедшей в 1902 г., русский революционер Петр Кропоткин нарисовал образ немногочисленных общин, которые он считал более приспособленными для принятия решений во имя всеобщего блага, нежели центральное правительство, принимающее решения на основе консенсуса (Gound, 1988).
Коммуникация. Чтобы не угодить в социальную ловушку, люди должны общаться. В лабораторных условиях групповая коммуникация иногда превращается во взаимные угрозы и оскорбления (Deutsch & Krauss, 1960). Однако значительно чаще она приводит к несравненно более тесному сотрудничеству (Bornstein et al., 1988; 1989). В ходе обсуждения дилеммы выковывается групповая идентификация, усиливающая заботу о благополучии группы. При этом также вырабатываются групповые нормы и общие ожидания, а групповое давление заставляет членов группы следовать им. В наибольшей степени благоприятствуют сотрудничеству те дискуссии, которые проводятся не с помощью технических средств коммуникации, а лицом к лицу (Bouas & Komorita, 1996; Drolet & Morris, 2000; Kerr et al., 1994; 1997; Pruitt, 1998).
To, что это действительно так, подтверждается результатами весьма остроумного эксперимента Робина Доуза (Dawes, 1980, 1994). Представьте себе, что исследователь предлагает вам и каждому из шести других незнакомых вам испытуемых получить по 6 долларов. Вы можете также отдать свои деньги другим, зная, что экспериментатор при этом удвоит вашу долю, а каждому из 6 незнакомцев даст по 2 доллара. Никто из них не узнает, отказались ли вы от своих 6 долларов или нет. Если вы все семеро объединитесь и откажетесь от них, каждый из вас положит в карман по 12 долларов. Если вы один откажетесь от этого предложения, а остальные согласятся с ним, вы получите 18 долларов. Если вы согласитесь, а другие откажутся, вы не получите ничего. Понятно, что сотрудничество выгодно всем, но оно сопряжено с самопожертвованием и риском. По данным Доуза, лишь 30 % испытуемых соглашаются, не дискутируя, на сотрудничество, а после дискуссии — около 80 %.