Социальный контроль масс

Макаревич Эдуард Федорович

Она обеспечивает тот «молекулярный» процесс, тот «пропагандистский поток достаточной мощности» в виде огромного количества «книг, брошюр, журнальных и газетных статей, разговоров и споров, которые без конца повторяются и в своей гигантской совокупности образуют то длительное усилие, из которого рождается коллективная воля определенной степени однородности, той степени, которая необходима, чтобы получилось действие координированное и одновременное во времени и географическом пространстве» [1].

Так, например, предтечей распада общественного строя в СССР был распад в духовной сфере, в общественном сознании, в «культурном ядре». Масса желала этого распада, потому что ее сознание уже было «обработано» граждански активной частью интеллигенции – «новой» интеллигенцией.

Как писал немецкий социолог Р. Михельс: «Ни одна социальная битва в истории не выигрывалась когда-либо на длительное время, если побежденный уже до этого не был сломлен морально» [6,59]. Борьба за массу начиналась с борьбы за ее моральные и культурные ценности.

В годы советской перестройки «новая» интеллигенция внушила массам идею несостоятельности советского типа хозяйства и не только показала преимущества рыночной экономики, но и пообещала народу резкий подъем благосостояния после перехода к ней.

Но почему «новая» интеллигенция так могла повлиять на массу? Потому что она нашла активного проводника своего влияния в массе в лице интеллигенции массы, которая играет решающую роль в битве за мораль. Что кроется за понятием «интеллигенция массы»? Благодаря индустриальному и информационному прогрессу начиная с середины XX в. люди сложного умственного труда – инженеры, врачи, учителя, служащие – становятся частью массы, интеллигенцией массы. Интеллигенция массы – это многочисленный слой людей массового умственного труда, получивших специальное образование и имеющих все признаки массовой психологии. Но в то же время – это наиболее отзывчивая часть массы, аккумулирующая ее настроения и ожидания, ориентирующаяся на идеологические установки «новой» интеллигенции и активно транслирующая их на остальную массу с учетом ее социально-психологического состояния.

Интеллигенция массы появилась лишь в индустриальном обществе как продукт научно-технического и социального прогресса. Почти через 60 лет после Октябрьской революции, в 1975 г., в Советском Союзе было около 36 млн работников умственного труда [8, 15]. А в Российской империи, согласно первой переписи населения 1897 г., насчитывалось всего 725 095 работников умственного труда [2, 166]. Распределение их по сферам деятельности представлено в таблице 2.

Таблица 2.

Количество работников умственного труда в Российской империи (по данным переписи населения 1897 г.)

Таким образом, на массу было ориентировано чуть более 300 000 работников умственного труда (исключая деятелей науки и искусства). Конечно, при соотношении 300 000 работников умственного труда на 10 млн рабочих [5,582] и более 44 млн крестьян [1] ни о какой интеллигенции массы говорить не приходится. Интеллигенция была малочисленным обособленным слоем и не оказывала психологическое влияние на массу. Идейно на нее влияла еще более малочисленная, но революционная «новая» интеллигенция, которая подчиняла массу благодаря невероятной энергетике. И масса за ней пошла в революцию 1905 г., а затем и в Февральскую, и в Октябрьскую революции 1917 г. Несомненно, что успеху двух российских революций – 1905 г. и Октябрьской 1917 г. – способствовало в том числе и отсутствие интеллигенции массы.

1

Рассчитано исходя из количества крестьянских дворов к 1900 г. (более 11 млн) и приходящихся в среднем душ на один двор (см.: Ленин В. И. Развитие капитализма в России // Полн. собр. соч. Т. 3. С. 138, 150).

А в годы советской перестройки «новая» интеллигенция увлекла интеллигенцию массы своими настроениями, ожиданиями, идеями, нравственными установками. И как следствие этого, интеллигенция массы сумела привить массе новую мораль, новые ожидания.

2.2. Рисковые тенденции и ситуации: позиция интеллигенции

Отношение к рисковым тенденциям и ситуациям раскалывает интеллигенцию по идеологическому и морально-нравственному принципу. Моральный принцип находит выражение либо в позиции созерцания и обсуждения ситуации, либо в конструктивном участии в ее разрешении.

И здесь велика роль национальных культурных традиций. Как отмечает американский социолог А. Коэн, одной из черт американской культуры является нежелание с философской покорностью примириться с несовершенством человека и общества. Эта американская установка находит выражение не в форме революционных движений, а в форме выявления, страстного разоблачения зла и реформаторского рвения [3,283].

Российская культурная традиция противоречива. И согласно ей, нравственная позиция нежизнеспособна без идеологической. Только первоначальная идейная определенность подскажет нашему интеллигенту алгоритм поведения: либо активное участие в процессах влияния на существующие вызовы, либо безучастное отношение – социальная апатия или следование конкретной установке – борьба против всех. Эта ситуация больше характерна для рисковых конфликтов социального характера. Что касается конфликтов, проистекающих из предубеждений в отношениях между рассовыми и религиозными группами, то здесь выводы социальных психологов очень близки российской культурной традиции.

Конфликты и предубеждения ослабляются, когда две конфликтующие группы приобретают в некоторой ситуации одинаковый статус, начинают добиваться общих целей, когда результаты их деятельности больше зависят от сотрудничества друг с другом, нежели от соперничества, когда обе группы взаимодействуют при поддержке властей, закона или обычая.

В России отношение интеллигенции к демократии, использованию ее возможностей для выражения своей позиции несколько заторможенное, что, вероятнее всего, обусловлено реальными условиями жизни. Данные исследований подтверждают это. В последние 7 лет Институт комплексных социальных исследований (ИКСИ) РАН проводит мониторинговые исследования на общероссийской репрезентативной выборке с целью изучения того, как российское общество относится к демократическим переменам, что ценит в демократии. На первом месте – насыщение рынка товарами (53,5 % опрошенных), а «свобода слова» – с огромным отрывом на втором месте по значимости (27,7 %) [7].

В современной России переход из одной социальной группы в другую стал обычным явлением в среде интеллигенции массы. Допустим, был инженером или ученым, а стал бизнесменом или «челноком», был журналистом или учителем – стал риэлтером или аудитором. И все это, как правило, на грани колоссального жизненного риска, опасности лишиться в одночасье не только всего материального, но и духовного – от квартиры, дачи до морального авторитета и элементарного человеческого достоинства, а то и самой жизни.

Таким образом, интеллигенция в обществе риска сама стала группой риска. Она как бы перестала узнавать себя в зеркале общественных отношений. Кризис сознания, «разруха в головах» у многих наступили как результат неадекватности представлений о жизни и о самих себе, своих реальных возможностях, своем духовном предназначении. Более того, былые идейно-нравственные стереотипы, модели поведения вступили в противоречие с предложенными обстоятельствами жизни, новыми вызовами времени.

Жизнь показала, что принимать политические решения и заниматься государственным строительством должны компетентные, профессионально подготовленные политики, специалисты-управленцы и т. д. Интеллигенция с ее вечными нравственно-этическими и идеологическими метаниями не способна должным образом управлять государством. Дело в том, что у власти, у профессиональных политиков, с одной стороны, и у интеллигенции – с другой, разное общественное предназначение. Скорее всего, интеллигенция призвана в соответствии со своей исторически сложившейся социальной природой идейно, идеологически влиять на власть, не сливаясь с ней.