Соцветие поэтов

Отчего мне так страшно, так спутаны мысли?

Ничего нет в прошедшем и нет впереди.

День уходит, прожитый без цели и смысла.

Всё что помню: …гранит, Летний сад, и дожди.

Было холодно, ночь, вдалеке над рекою

мост застыл силуэтом, затихли шаги.

А ведь где-то бывает отрада покоя,

но не здесь, не сейчас, и под небом другим.

Слушай, – ночь пронеслась и пропала

Россия.

Дождь сломал георгины, а дом разорен.

Что осталось: Париж, русский борщ, ностальгия

и уходят мечты. Навсегда. День за днем.

Есть грустные стихи, похожие на тень

забытых сказок, что читал когда-то;

на сон таинственный, возникший в хмурый день

о юности, куда уж нет возврата.

Есть светлые стихи, похожие на дым,

что брат не людям, а ветрам холодным.

Они звучат под небом близким и родным

по милости творца, – ему покорны.

И есть заветная любовь к таким стихам,

которые нам счастье тихо дарят.

Пусть сердце бродит отуманенное там,

пока года нас молча не состарят.

Поздний вечер. Засыпаю.

В доме бродит тишина.

Снова "Четки" я читаю:

"…Там, под небом я одна."

И как будто сзади шорох,

Чьи-то легкие шаги.

Может ветер шепчет в шторах,

Может встреча позади?

Словно эту книгу кто-то

Захотел перечитать.

"…Помню древние ворота"

Как тебя мне не узнать!

Твои стихи – оазис голубой

для путника, бредущего в пустыне.

Какое счастье – встретиться с тобой

в твоем саду на ледяной вершине.

Они так часто для меня пример:

изысканный, загадочный и странный.

Во власти прошлых, призрачных химер

проходят дни с улыбкою туманной.

И миг забвенья длится без конца:

пока хохочут струны, пляшут тени,-

как брызги слез с печального лица,

как беспокойный рой живых видений.

И прежнее, где жил с тревогой я,

к которому теперь уж нет возврата,

теперь так далеко, как та земля,

к которой долго плыл Колумб когда-то.

Сейчас с тобой, Веня, отпразднуем праздник,

но только бы в наши дела не вмешался

насмешливый, строгий читатель – проказник,

что творчеством нашим так долго питался.

Я нищий, слепец, я брожу по дорогам

в стране попрошаек, мышей и помоек.

Но верю: с тобой мы здесь встретимся с Богом

и ноги ему мы слезами омоем.

Мы тронем руками далекое эхо,

найдем тайный ход к неизвестной вселенной,

споем и попляшем… Вот будет потехой –

расстаться с Землей нашей, грешной и бренной.

Какое везенье, что я тебя встретил!

Но только тот праздник убил кто-то третий.

Остались на память лишь горечь и пепел,

да краски стихов твоих – горстка соцветий.

1.

Из тьмы веков, стоящих за спиною,

окутанный в мистический туман,

выходит Блок, чтоб рядом встать со мною,

постигнув боль моих душевных ран.

Строг, молчалив, как был еще при жизни,

задумчив, замкнут, в том же сюртуке.

Что хочет он найти в своей отчизне?

Что видит там, в забытом далеке?

Он знал, что годы вихрем отбушуют

и станет мир весь из машин и войн.

Душа опять проводит дни впустую,

как принято в России испокон.

Он чувствовал, какие дни настанут:

"Земные силы оскудеют вдруг"…

И мглой свинцовой небосвод затянут.

И выпал меч из ослабевших рук.

Молчит, молчит загадочно и странно,

а я не вижу, что скрывает мрак.

Так что же ждет нас в синеве туманной,

какой незримо ты подашь мне знак?

Тут он сказал негромко, что – "мгновенья

пройдут и канут в темные века.

И мы увидим новые виденья.

Но будет с нами старая тоска".

2.

Я беспечно со всеми по жизни шагал,

был такой же, как люди вокруг.

Ты единственный был для меня идеал,-

мой учитель и преданный друг.

Ты однажды сказал: помни – время придёт,

страх и гнев воцарятся в сердцах.

Будет бедность, работа всю ночь напролёт,

отблеск горя в уставших глазах.

Я смеялся, не верил, не слышал тебя,

что там жалобный ветер наплёл…

И себя не жалея, и юность губя,

лишь закусками баловал стол.

Час пришел – с гулом рухнул ослабленный строй,

не доживший до светлой зари.