Содержательное единство 2007-2011
Шрифт:
Оценивая ведущиеся разговоры о некоей сверхособенности русской цивилизации, ряд не только элитариев, но и околовластных политологов и философов из республики Х все более высказывают мнение, что внедрение в массовое сознание данного тезиса проводится для оправдания не просто "самоизоляции", а "бегства" России со всего постсоветского пространства.
Эксперты Х достаточно определенно высказываются по поводу перспектив противостояния Запада, с одной стороны, и ислама с Китаем и другими странами, с другой. По их мнению, совершенно очевидно, что западные структуры будут и далее стремиться не допустить единения исламских стран. В частности, будут продолжены попытки
Специалисты Х прямо говорят, что Запад не един, а его стратегический проигрыш – вещь почти решенная. При этом они ссылаются на влиятельных представителей тех частей азиатского региона, в которых имеется большое американское военное присутствие. Эти представители убеждены, что массированный уход американцев из Центральной Азии и с Ближнего Востока (включая сворачивание военного присутствия) – это дело ближайших двух лет. Но ни о каком возврате русских при этом не говорится вообще. В СНГ, в Афганистане, во всех регионах, откуда уходят американцы, идет интенсивное "прокладывание" под нового китайского гегемона, и вместе с ним обсуждается окончательный и абсолютный русский уход.
Если не переломить этот тип дискуссий и это понимание перспектив новой России – наши геополитические потери окончательно приобретут необратимый характер.
Такая вот справка.
А теперь я хотел бы предложить вам рассмотрение всех затронутых вопросов под геополитическим углом зрения.
Часть 3. Конкретное и глобальное
Итак, существуют взаимоотношения между самой РФ и бывшей сферой русского влияния (рис. 1).
К чему привыкла Россия? Она привыкла к старому давлению Запада. Почему? Потому, что (и я прошу вас в это вдуматься) многие сотни лет высокоразвитый противник России находился только на Западе. На Востоке, исключая Японию, высокоразвитого противника или центра сил не было вообще.
Теперь же возникает ситуация, абсолютно непривычная русскому мышлению. Появляется мощнейший центр сил на Востоке – там, где Россия абсолютно оголена. Мизерное население, гигантские ресурсы, полная деструкция административно-управленческих систем, бредовые рыночные показатели влияния (когда добраться до Москвы труднее, чем до Токио или Вашингтона)…
И на фоне этого – все то абсолютно новое, что переформатирует мир. С Востока подымается неслыханный центр силы. Все трепещут. Все – кроме нас. Есть, конечно, паранойя, но ведь есть и обратная сторона – бесстрашие сумасшедшего. Не зря же говорит русская пословица: "На бога надейся, а сам не плошай".
Мне отвечают, что "это богоданная страна, и труднее было"… Кто сказал, что было труднее? Когда было труднее, почему и в каком смысле?
Китай – сам по себе гигантская растущая страна, которая теперь, вдобавок, заключает договоренности с Японией. Китайский премьер приезжает в Японию, у американцев от страха лязгают зубы, а мы – бесстрашны. Почему? Идет непрерывное расширение китайского влияния в Средней Азии – мы бесстрашны. Почему?
Я не хочу разжигать антикитайские настроения, я люблю Китай. Но это не значит, что я не понимаю, что происходит. Надвигается гигантская масса с Востока, откуда в России никогда не ждали удара. В ответ – абсолютная расслабленность.
Исчезло ли при этом давление с Запада? Нет! Русские оказались в клещах.
Что мы хотим сделать? Мы хотим войти в Китай? Объяснял, объясняю и буду объяснять генеральную константу китайского мышления: самое страшное для китайцев – это потеря лица. Для китайцев потерять лицо страшнее, чем умереть.
Как еще объяснить? Скажем, эллин не может быть рабом. Он может какое-то время находиться в позоре рабства, только если готовит побег. Самурай не может даже соприкоснуться с потерей чести. А китаец не может потерять лицо.
Пример: приехал Мао Цзэдун к Хрущеву. И Хрущев предложил ему осудить Сталина. Мао – отказался. Раз китайцы хвалили Сталина, то в дальнейшем не могут его ругать, поскольку при этом теряют лицо.
Китайцы разорвали отношения с Советским Союзом, поставили себя в невыгодное экономическое и военно-стратегическое положение только потому, что мы диктовали им потерю лица. А они не могли на это пойти. Как же они должны смотреть на нас после перестройки и шоковых реформ? Как они смотрят на людей, сдавших Наджибуллу и Хонеккера, говорящих о "выволакивании" Ленина из мавзолея и об "эпохе совкового бреда"? В Китае считают, что это люди, потерявшие лицо. А люди, потерявшие лицо, для них не люди.
Поэтому наш "российский субстрат" никто не собирается вводить в будущую китайскую империю. Да и зачем, если населения более чем достаточно? Туда будут вводить территории, вековые леса и другие ресурсы.
Значит, ни в какой "китайский дом" России войти не удастся.
Кроме того, русские как нация не умеют жить в чужом "доме". За исключением эмиграции, представители которой хорошо входят в чужие "дома", – но поодиночке. Русские всегда создавали свой "дом". До Чингисхана этот вопрос еще не был поставлен, а после него происходило это гигантское собирательство своего "дома".
Русские не понимают, как им жить в чужом "доме" – западном или восточном. Они перебирают либо с унижением, либо с обидой. Они не понимают, что невозможно одновременно войти в чужой дом – и при этом "остаться при своих". То есть, не принять правил этого дома и "жить своим уставом".
Да и быстро возникающие новые этажи системы противоракетной обороны, образ России как "империи зла", новой криминальной страны и многое другое, – все это говорит о том, что никто не собирается вводить русских ни в какой "западный дом".
Но иллюзии – сохраняются. После мюнхенской речи Путина российской элитой круто дан "обратный ход". Начинается все более жесткая цензура в отношении любого "милитаризованного" высказывания. Заявлено "нет" холодной войне.
Недавно на элитном семинаре, где обсуждалась "война трубопроводов", я услышал: "Что это за лингвистика? Какие-то "войны"? Забудьте навязанное нам слово "война"! Нам, российской элите, не нужна война". После короткой дискуссии сошлись на слове "взаимодействие".
После этого я спросил: "А что вы собираетесь делать с монографиями и учебниками по нефтяным проблемам, где всюду говорится о "нефтяной войне"? Что вы собираетесь делать с учебниками по менеджменту, где говорится о финансовой войне? Или об информационной войне? Ведь это учебники американских и английских вузов! Ведь нельзя в Лондоне и где-нибудь еще преподавать, не говоря о нефтяной войне, и не потерять лицо!"