Содом и Гоморра. Города окрестности Сей
Шрифт:
На окраине Аламеды он долго ходил по свалке, с рулеткой в руках осматривал ряды старых оконных рам, мерил их высоту и ширину, сверяя с цифрами, которые были у него записаны в блокнотик, лежащий в нагрудном кармане рубашки. Отобранные рамы вытащил в проход, подогнал к воротам свалки грузовик и вдвоем со смотрителем погрузил рамы в кузов. Тот же смотритель свалки продал ему стекла на замену разбитых, показал, как их разметить и нарезать при помощи стеклореза, и даже подарил ему стеклорез.
Там же он купил старый, еще меннонитской
— Иначе на повороте он может вывалиться.
— Да, сэр.
— А то и за борт ухнет.
— Да, сэр.
— А это стекло лучше возьмите с собой в кабину, если не хотите, чтобы оно разбилось.
— Ладно.
— Ну, пока?
— Пока, сэр.
Каждый день он работал до глубокого вечера, а приехав, расседлывал коня, в потемках конюшенного прохода чистил его, а потом заходил на кухню, вынимал из духовки свой ужин, садился и ел его в одиночестве при свете прикрытой абажуром лампы, слушая безупречный отсчет времени, ведущийся старинными часами в коридоре, и старинную тишину пустыни, лежащей в темноте вокруг. Бывало, что так, сидя на стуле, и засыпал; просыпался в самый глухой и странный ночной час, вставал и брел, пошатываясь, по двору к конюшне, находил там своего щенка, брал на руки и клал в отведенную ему коробку на полу рядом с койкой, ложился лицом вниз, свесив руку с койки в коробку, чтобы щенок там не плакал, после чего окончательно засыпал не раздевшись.
Пришло и миновало Рождество. Под вечер в первое воскресенье января приехал Билли, верхом пересек вброд ручей, выкрикнул перед домом что-то приветственное и спешился. В дверях показался Джон-Грейди.
— Ну, что поделываем? — спросил Билли.
— Оконные рамы крашу.
Билли кивнул. Огляделся:
— А ты меня зайти не пригласишь?
Джон-Грейди провел рукавом у себя под носом. В одной руке он держал кисть, обе руки вымазаны синей краской.
— Не знал, что тебе требуется приглашение, — сказал он. — Давай, заходи.
Билли вошел в дверь и остановился. Вынул из кармана сигарету, прикурил и оглядел обстановку. Прошел в другую комнату, вернулся. Сложенные из саманных блоков стены были побелены, весь домик изнутри сиял чистотой и монашеским аскетизмом. Глиняные полы были выметены и выровнены, кроме того, Джон-Грейди хорошенько прошелся по ним самодельной трамбовкой, сделанной из толстого кола для забора с прибитым к его торцу обрезком доски.
— Ну что ж, старый домишко прямо в два раза лучше стал. В том углу какого-нибудь святого поставишь?
— А неплохая мысль.
Билли кивнул.
— Любой помощи буду рад, — сказал Джон-Грейди.
— Вас понял, — отозвался Билли. Окинул взглядом ярко-синие переплеты оконных рам. — А что, голубой краски посветлее у них не было? — спросил он.
— Сказали,
— Дверь хочешь тоже в этот цвет выкрасить?
— Ну.
— Вторая кисть у тебя имеется?
— Да. Есть еще одна.
Билли снял шляпу, повесил на гвоздь у двери.
— Ладно, — сказал он. — И где она?
Джон-Грейди перелил часть краски из банки в пустую посудину, Билли, став на колено, принялся размешивать ее кистью. Осторожно притиснув пучок кисти к краю посудины, он снял с него лишнюю краску, после чего вывел яркую синюю полосу по центру дверного полотна. Через плечо оглянулся:
— Откуда у тебя взялась лишняя кисть?
— А это я специально держу — на случай, если явится какой-нибудь дурачок и захочет принять участие в покраске.
С наступлением сумерек работу прекратили. С хребта Лас-Харильяс, что в Мексике, задул холодноватый ветерок. Они стояли у грузовика, Билли курил, и оба смотрели, как над горами на западе огненная полоса густеет и сменяется темнотой.
— А ведь тут холодновато будет зимой-то, а, приятель? — сказал Билли.
— Я знаю.
— Холодно и одиноко.
— Одиноко не будет.
— Я, в смысле, для нее.
— Мэк сказал, пусть, когда захочет, приходит и работает на центральной усадьбе вместе с Сокорро.
— Ну, это хорошо. Думаю, за столом в это время года пустых стульев будет не так уж много.
Джон-Грейди улыбнулся:
— Скорее всего, ты прав.
— А давно ты ее не видел?
— Ну, какое-то время.
— И какое же?
— Не знаю. Недели три.
Билли покачал головой.
— Она все еще там, — сказал Джон-Грейди.
— Я смотрю, ты в ней так уверен…
— Да, это так.
— А как ты думаешь, что будет, когда она споется с Сокорро?
— Она не говорит всего, что знает.
— Она или Сокорро?
— И та и другая.
— Надеюсь, ты прав.
— Ее не так-то просто отпугнуть, Билли. Помимо красоты, в ней есть и кое-что еще.
Щелчком Билли далеко отбросил окурок:
— Давай-ка, поехали назад.
— Можешь забрать грузовик, если хочешь.
— Да ладно.
— Давай-давай. А я доберусь на этой твоей старой кляче.
Билли кивнул:
— Ага. Помчишься небось по кустам как угорелый, лишь бы меня обогнать. А коня там змея укусит или еще чего.
— Брось. Я поеду за грузовиком.
— Для езды в потемках кони любят особо опытную руку.
— Да уж это конечно.
— Коню нужен всадник, от которого животному передавалась бы уверенность.
Джон-Грейди улыбнулся и покачал головой.
— Всадник, который привык понимать бзики и прибабахи ночной лошади. По местности, где стадо расположилось на ночлег, он поедет медленно. Если что-то надо обогнуть, то всегда слева направо. Будет петь коню на ушко уютные песенки. Никогда не будет чиркать спичками.