Софья Алексеевна
Шрифт:
— Не одна ты, Софьюшка, сомневалась. Иной раз раздумаешься, белому свету не рад. И то правда, в возраст еще братец не вступал, так ведь и нынче ему всего-навсего тринадцать годков стукнуло. Молодешенек еще наш Федор Алексеевич.
— И не говори, Марфушка, не так просто дело было. Сомневался государь-батюшка, не иначе сомневался. А уж как Петр Алексеевич на свет появился, совсем у меня руки опустились. Думала, их взяла. Государь свое слово скажет, как с ним потом спорить будешь.
— Отец Симеон…
— Видалась ты с ним?
— Так уж вышло. Отец Симеон сказывал, владыка Иоаким свое слово сказал, государь-батюшка
— Я уж и то подумала, на Никона не похож ли.
— Нравом, что ли?
— Откуда мне нрав-то его знать, а люди, сама знаешь, и соврать могут. Другое у меня — порядок навел в хозяйстве. Без году неделя на престоле-то патриаршьем, а уже дань единую в епархиях установил и собирать ее подьячим запретил — только поповским старостам. Чтоб злоупотреблений каких не было, чтобы добро церковное в мирские карманы не утекало. Старопечатные книги будто бы отбирать у попов задумал, а заместо них исправленные раздавать, а коли кто спорить станет, тех гражданским судом судить со всяческою строгостию.
— И за старую веру, отец Симеон, говорил тоже.
— Государь-батюшка согласился?
— Поди, они с преосвященным еще до избрания его обо всем дотолковались.
— Э, Марфушка, до власти и со властью — песни разные. Мало ты видала наших боярынь: мужу чин, так и она, как на дрожжах, растет, себя не помнит. А владыка человек военный, и в гражданской службе был, и в рейтарах послужил. Государь-батюшка сказывал, его еще под Смоленском приметил — отчаянный, себя никогда не жалел. Так воевода на него и показал. Вернулся в Москву — едва от горя не свихнулся: жена да детки моровой язвой ушли. Четверо их у него было. Другой бы, может, вдругорядь женился, дом устроил, а Иоаким — нет. В монахи пошел. С тех пор и подвизается.
— Да у них, Савеловых, весь род военный. Предок его посадником в Новгороде Великом сидел. С Марфой Борецкой [86] в Москву вывезен. Все ихние вотчины тогда государь Иван Васильевич Грозный на себя отписал, а кто жив остался, в Ростове Великом да Можайске поселил. Сколько их в Смутное время с ляхами воевало да полегло, не счесть. Кажись, один отец владыки и остался. Кречетником у государя дедушки служил. А что государь-батюшка под Смоленском владыку заприметил, иначе и быть не могло. Иван Петрович Большой, как в миру-то звали, в двадцать лет сытником во дворе состоял.
86
Марфа Борецкая,Марфа-посадница — вдова новгородского посадника. Возглавляла антимосковскую партию новгородского боярства. В 1478 г. была взята под стражу и выслана в Москву.
— При столах служил?
— В те поры сытники в походах царских суды с питьем нашивали, а куды царю случится идти или ехать вечеровою порою, со свечами ходили али ездили. Как же тут было их всех наперечет не знать. Потому и довериться государь-батюшка ему решил. Поверил, стало быть.
— А мне иное в глаза бросилось. Сама посуди, как обычно патриархи шествие на осляти по восшествии на престол совершали для благословения крестом города и окропления его святою водою?
— Не хуже моего знаешь. От Спасских ворот. У них перед образом Пречистой патриарх литию говорил и молитву граду, град трижды кропил.
— Как не знать. А потом что? По Васильевскому спуску, мимо стрелецкой караульни, по реке до Тайницких ворот.
— У Тайницких ворот другая лития бывала.
— И окропление града. А там через Житничный двор к Боровицким воротам для третьей литии и через Боровицкий мост в Стрелецкую слободу к храму Николы Стрелецкого.
— Что ты, Софьюшка, будто карту отцу Симеону чертишь. Известно, дальше мимо Троицкого моста к Воскресенским воротам, от них к Никольским и назад Красною площадью к Спасским. Так что из того?
— А то, что владыка Иоаким обратным путем поехал: от Спасских ворот прямо к Воскресенским повернул, вокруг города к Боровицким воротам, от них на Житный двор, Подольною улицею опять к Спасским и во дворец. И путь иной, и порядок. Понимать надо, и во всем волю свою творить будет. Кабы только в делах государских перечить не стал. У государя-батюшки и так забот не оберешься.
— Может, со староверами справится. Самое время.
— Может, и с ними.
14 сентября (1674), на праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня, у царицы Натальи Кирилловны родился царевич Федор Алексеевич.
— Все лето ты в Москве, владыко, дня в подмосковных своих не отдохнул. Кажись, в Новинскую обитель и в ту не ездил.
— Отдыхать-то не от чего, великий государь. Отдыхать после дела доброго можно, а я за него только принимаюся. Работы край непочатый.
— Недоволен ты, как владыка покойный хозяйством занимался?
— Занимался ли? Ему и времени на то не хватило. Сколько ему после поставления веку-то отпущено было — всего ничего. Да и блаженной памяти Иоасаф на престоле не задержался.
— На все воля Господня.
— Истинно так, великий государь. А в хозяйстве раззор. Поклониться я тебе нуждами нашими хотел.
— Денег на что мало?
— Нет, великий государь, покуда я на престоле, николи денег царских ни брать, ни просить не буду. Сами обойдемся, да еще, где надо, и тебе на помощь придем.
— Да вот дворец-то патриарший не худо бы поновить.
— Дворец дворцом, а по мне для начала сад устроить надо. Говоришь, в Москве я все лето пробыл, — верно. А знаешь, что тягостнее всего? Прохлады никакой нету. Произрастания никакие души не радуют.
— Где ж на них место в Кремле взять. Сам видишь, все позастроено — яблоку упасть негде.
— А висячие сады? Как в твоих, государь, теремах? Чем плохо? Скажешь, дорого? Верно. На свинцовые доски тратиться не стану. Бревнами обойдусь.
— Как же, владыко, обойдешься? Да и надо ли патриарху себе в таком удобстве отказывать.
— Надо, государь. Поп в своем приходе первым хозяином должен быть, чтоб прихожанам у него уму-разуму во всем учиться. Помещику землепашец, может, и не поверит, а попу, что рядом с ним пашню свою возделывает, непременно доверится. За тем и слежу, чтобы советы хозяйственные среди всех попов известны были. Ино и попу выгода, и крестьянину наука. А о бревнах ты, государь, спросил, сейчас объясню. Это соловецкие иноки превзошли. Солнышка у них мало, тепла и того меньше, а сады цветут дивные.