Соглядатай (сборник)
Шрифт:
К несчастью, мадам Бакс не могла описать его более подробно: мужчина в плаще, в мягкой шляпе светлого оттенка. А вот его непрошеного попутчика она не раз видела в этом квартале; ей казалось, что его должны хорошо знать во всех питейных заведениях округи.
Выйдя из дома через второй выход, на улицу Землемеров, Уоллес переходит на другую сторону, чтобы осмотреть садовую калитку: видно, что сигнальное устройство вывернуто, чтобы не сработал контакт, когда калитку откроют, и тот, кому удалось это сделать одной рукой, по-видимому, обладает большой физической силой.
Подняв голову,
4
– Добрый день, – говорит Уоллес, входя и закрывая за собой дверь.
Хозяин кафе не отвечает.
Он неподвижно застыл на месте. Массивная верхняя часть туловища опирается на широко расставленные руки; ладони ухватились за край стойки, словно для того, чтобы не дать телу ринуться вперед – или упасть. И без того короткая шея совсем не видна между приподнятыми плечами; в наклоне головы чувствуется что-то недоброе, рот чуть скривился, взгляд пустой.
– Нежарко сегодня! – говорит Уоллес, чтобы начать разговор.
Он подходит к чугунной печке, с виду менее угрюмой, чем этот волкодав, из осторожности укрывшийся за стойкой. Он протягивает руки к раскаленному металлу, Похоже, за интересующими его сведениями лучше обратиться к кому-нибудь другому.
– Добрый день, – говорит чей-то голос у него за спиной – голос пьяный, но настроенный доброжелательно.
В зале темновато, а дровяная печка, от которой в такой холод мало толку, еще напускает сизый дым. Уоллес заметил этого человека только сейчас. Он навалился на стол в дальнем конце зала: одинокий посетитель, радующийся, что наконец-то есть с кем поговорить. Наверно, он знает того пьяницу, на которого мадам Бакс ссылалась как на второго свидетеля. Сейчас он смотрит на Уоллеса и, открыв рот, произносит тягуче и обиженно:
– Ты почему вчера не хотел со мной разговаривать?
– Я? – удивленно спрашивает Уоллес.
– А, ты думал, я тебя не узнаю? – радостно ухмыляясь, торжествует пьяный.
Он поворачивается к стойке и повторяет:
– Он думал, я его не узнаю!
Хозяин не шевельнулся, глаза его пусты.
– Вы меня знаете? – спрашивает Уоллес.
– Еще бы, старина! Хотя ты был не больно-то вежлив… – Он старательно считает на пальцах. – Это было вчера.
– Должно быть, вы ошибаетесь, – говорит Уоллес.
– Он говорит, я ошибаюсь! – вопит пьяница, обращаясь к хозяину. – Я ошибаюсь!
И разражается оглушительным смехом.
Когда он немного успокаивается, Уоллес решает подыграть ему:
– А где это было? И в котором часу?
– В котором часу – это не ко мне! Я никогда не смотрю, который час… Было еще светло. И было это там, у выхода… там… там… там…
Каждое следующее «там» он произносит все громче и при этом взмахивает рукой, пытаясь указать на дверь. Потом вдруг успокаивается и добавляет почти тихо, как бы говоря с самим собой:
– Где же еще, по-твоему, это могло быть?
Уоллес уже не надеется что-то из него вытянуть. Но снаружи холодно, и так не хочется выходить из теплого помещения. Он садится за соседний столик.
– Вчера в это время я был за сто с лишним километров отсюда…
Комиссар снова начинает
– Разумеется! У настоящих убийц всегда есть алиби, не так ли?
Довольная улыбка. Пухлые руки ложатся ладонями на стол, пальцы растопырены…
– В котором часу? – спрашивает пьяница.
– Когда вы сказали.
– Так я же не сказал! – в восторге орет пьяница. – Вот ты и попался! С тебя выпивка.
«Что за странная игра», – думает Уоллес. Но не теряет хладнокровия. Хозяин неодобрительно смотрит на него.
– Все это враки, – заключает пьяница после напряженного раздумья. Он оглядывает Уоллеса и с презрением добавляет: – У тебя и машины-то нет.
– Я приехал поездом.
– Вон что, – отвечает пьяница.
Его веселость улетучилась; видно, что он утомлен этой дискуссией. И все же он растолковывает хозяину, правда упавшим голосом:
– Он говорит, что приехал поездом.
Хозяин не отвечает. Он переменил позу: голова приподнялась, руки опущены вдоль тела, похоже, он собирается что-то сделать. В самом деле, он хватает тряпку и трижды протирает стойку.
– Какая разница, – с трудом ворочая языком, начинает пьяница, – какая разница между железной дорогой… железной дорогой и бутылкой белого?
Он обращается к своему бокалу. Уоллес машинально пытается найти ответ.
– Ну? – рявкает вдруг его сосед, повеселевший в предвкушении победы.
– Не знаю, – отвечает Уоллес.
– Значит, по-твоему, разницы нету? Хозяин, вы слышите: он считает, что разницы нету!
– Я этого не сказал.
– Сказал! – орет пьяница. – У меня свидетель! Ты так сказал. С тебя выпивка!
– Ладно, – соглашается Уоллес – С меня выпивка. Хозяин, подайте два бокала белого вина.
– Два бокала белого! – повторяет его сосед, к которому вернулось хорошее настроение.
– Не надрывайся, я не глухой, – отвечает хозяин.
Пьяница разом опустошил бокал. Уоллес отпивает из своего. Просто удивительно, что ему так хорошо в этом неопрятном бистро; неужели только потому, что здесь тепло? На улице он надышался холодного воздуха, и теперь им овладевает блаженное оцепенение. Он испытывает самые добрые чувства и к этому пьяному забулдыге, и даже к хозяину кафе, который в принципе особой симпатии не вызывает. Вот сейчас, например, он не отрывает взгляд от посетителя, и в этом взгляде такое глубокое недоверие, что Уоллеса это даже начинает немного тревожить. Он поворачивается к любителю загадок, но тот, очевидно от выпитого вина, погрузился в какие-то унылые раздумья. Чтобы развлечь его, Уоллес спрашивает:
– Ну, и какая же разница?
– Разница? – Теперь, похоже, пьяница совсем помрачнел. – Между чем и чем?
– Между железной дорогой и бутылкой вина!
– А, бутылкой… – вяло повторяет пьяница, словно вернувшись откуда-то издалека. – Разница… Разница огромная… Железная дорога!.. Это совсем другое дело…
Надо было расспросить его раньше, до того, как заказывать ему выпивку. Теперь он уставился в пустоту, раскрыв рот, подперев тяжелую голову рукой. Он бормочет невнятные слова, затем, сделав над собой видимое усилие, запинаясь и путаясь, наконец произносит: