Соглядатай
Шрифт:
Ноги подкосились, и Сусанна упала на пол.
Кровью обожгло легкое, и она слабо кашлянула.
Голова повернулась в сторону, Сусанна увидела в пыли под диваном старый пакетик попкорна.
Сквозь гул в голове она услышала странный крик и почувствовала еще удары – в живот и грудь.
Она попыталась отползти в сторону, подумала, что надо вернуться в ванную. Пол под ней был скользким, сил не осталось.
Она хотела перекатиться на бок, но нападавший схватил ее за подбородок и ударил ножом в лицо. Больно уже не было, но
Лезвие вошло в горло, снова – в грудь и лицо. Губы и щеки наполнились жаром и болью.
Сусанна поняла, что не выживет. Леденящий страх разверзся, словно пропасть, и она перестала бороться за жизнь.
Глава 6
Психиатр Эрик Мария Барк сидел, откинувшись на спинку кресла, обтянутого светло-серой овечьей кожей. У него был большой кабинет в доме с покрытыми лаком дубовыми полами и встроенными книжными шкафами. Вилла темного кирпича располагалась в старейшей части Эншеде, к югу от Стокгольма.
Был полдень, но Эрик дежурил ночью, и ему требовалось поспать несколько часов.
Он закрыл глаза. В детстве Беньямин хотел знать, как познакомились мама и папа. Эрик присаживался на край его постели и рассказывал, что бог любви Купидон существует на самом деле. Он живет в облаках – пухлый мальчик с луком в руках.
Однажды летним вечером Купидон посмотрел с небес вниз, на Швецию, и заметил меня, объяснял Эрик сыну. Я как раз был на вечеринке и проталкивался на террасу на крыше, когда Купидон подполз к краю своего облака и пустил стрелу вниз, на землю – в кого придется.
Я расхаживал там, болтал с приятелями, ел арахис, перебросился парой слов с заведующим кафедрой.
Но, когда женщина с соломенными волосами и с бокалом шампанского в руке взглянула мне в глаза, – стрела угодила прямо мне в сердце.
После почти двадцати лет брака Эрик и Симоне все же решили развестись, и в большей степени это решение принадлежало Симоне.
Потянувшись к выключателю, чтобы потушить настольную лампу, Эрик мельком заметил отражение своего усталого лица в зеркальце на книжной полке. Морщины на лбу, складки вдоль щек были глубже, чем обычно. Темные волосы подернулись сединой. Надо бы подстричься. Несколько прядей упали на глаза, и он мотнул головой.
Когда Симоне сказала ему, что встретила Йона, Эрик понял: все кончено. Беньямин воспринял все спокойно и пошучивал, что иметь двух пап – это просто отлично.
Сейчас Беньямину восемнадцать, он живет в Стокгольме в большом доме с Симоне и ее новым мужем, с доставшимися ему в придачу братьями, сестрами и собаками.
На старом курительном столике лежали последние номера «American Journal of Psychiatry» и «Метаморфозы» Овидия, заложенные полупустой упаковкой таблеток.
За освинцованными окнами дождь падал в насыщенную
Эрик вытащил пачку с лекарством из книги, выдавил в ладонь таблетку снотворного, прикинул, за какое время тело добудет из нее активное вещество, начал подсчитывать снова, потом бросил. Из предосторожности он разломил таблетку по надсечке, сдул с края порошок, чтобы не было горько, и проглотил одну половину.
За окном лил дождь, из динамиков приглушенно доносился «Dear Old Stockholm» Джона Колтрейна.
Химическое тепло от таблетки растеклось по мышцам. Эрик закрыл глаза, наслаждаясь музыкой.
Эрик Мария Барк был дипломированным врачом, психиатром и психотерапевтом, специализировался на терапии травмы и психотерапии катастроф; пять лет он проработал в Уганде, в Красном кресте.
Четыре года Эрик руководил революционным научным проектом в Каролинском институте – групповая терапия глубоким гипнозом. Он был членом Европейской Ассоциации гипноза, многие считали его крупнейшим мировым авторитетом в области клинического гипноза.
Сейчас Эрик входил в маленькую группу, которая разрабатывала методы терапии острой травмы и посттравмы. Группа регулярно помогала полиции и прокуратуре проводить сложные допросы жертв преступлений.
Нередко он использовал гипноз, чтобы свидетель расслабился и смог верно восстановить картину событий.
Через три часа намечена встреча в Каролинском институте; Эрик надеялся поспать до нее.
Не получилось.
Он погрузился в глубокий сон, ему приснилось, что он несет бородатого старика через какой-то тесный дом.
Симоне позвала его из-за закрытой двери – и тут зажужжал телефон. Эрик дернулся и пошарил по курительному столику. Сердце быстро стучало от внезапной тревоги, как бывает, когда человека выдергивают из глубокого расслабления.
– Симоне, – невнятно проговорил он.
– Привет, Симоне… по-моему, тебе пора завязывать с французскими сигаретами, – со свойственной ей лаконичностью пошутила Нелли. – Прости за эти слова, но у тебя голос, как у мужлана.
– Ты почти права, – улыбнулся Эрик. В голове было мутно от снотворного.
Нелли рассмеялась – бодро, звонко.
Нелли Брандт была психологом и коллегой Эрика по спецгруппе в Каролинском институте. Невероятно знающая, она много работала и в то же время много шутила, иногда – чересчур вульгарно.
– Здесь полицейские, они словно рехнулись, – сказала Нелли, и только теперь Эрик понял по ее голосу, как она нервничает.
Он потер глаза, чтобы вернуть зрению резкость, и попытался вникнуть в дело. Нелли рассказывала, как полиция явилась в отделение «скорой помощи» с пациентом в шоковом состоянии.
Эрик прищурился на окно, на улицу. Дождевые капли стекали по стеклу.
– Мы проверили соматический статус, выполнили рутинные процедуры, – говорила Нелли. – Кровь, мочу… состояние печени, почки, щитовидную железу…