Сохраняя веру (Аутодафе)
Шрифт:
— Если хотите, мы можем разговаривать по-английски, — предложил Эли.
— Да, хорошо. Спасибо, — сказал мужчина. — На иврите я коряво изъясняюсь. Можно мне войти?
При всей его подростковой строптивости, Эли никак нельзя было упрекнуть в невоспитанности. И все-таки в госте было нечто, раздражавшее и даже тревожившее его. Чтобы сбить с незнакомца спесь, он угрюмо буркнул:
— Мамы сейчас нет. Она приходит с занятий не раньше пяти.
— Так она преподает? — спросил приезжий.
— Зачем вы все это у меня выпытываете? — возмутился Эли.
— Затем, что я ее старый друг, — заявил американец. — И приехал издалека, чтобы с ней повидаться.
— А «издалека» — это откуда? — уточнил мальчик.
— Бразилия тебя устроит? — Гость улыбнулся.
— Смеетесь?
— Нисколько. Если я скажу «пожалуйста» по-португальски, пустишь меня в дом? А то ты не слишком гостеприимен.
— Да, — сдался Эли, — вы правы. Извините. Я просто… Я никого не ждал. Хотите кофе или колы?
— А покрепче ничего нет?
Мальчик саркастически хмыкнул.
— Если хотите действительно крепкого, то пиво продается в столовой.
— Ничего страшного. Выпью кофе, если это тебя не затруднит.
Эли вызывающе отвернулся и включил электрический чайник, одновременно пытаясь взять себя в руки. Он надеялся, что ему это удалось, но, поглощенный своими эмоциями, он не замечал, с каким любопытством его разглядывает незнакомец.
И тем более он понятия не имел, что нежданный гость говорит себе: «Я узнаю этого парнишку. Он похож на Дебору, но и на кого-то еще. Мне знакома эта манера».
Эли полез в шкафчик за банкой растворимого кофе, одновременно скосив глаза на пожелтевшую газетную вырезку, которую Дебора приклеила на дверцу с внутренней стороны. Со временем бумага стала похожа на хрупкий осенний лист.
Он вгляделся в снимок. Подозрения подтвердились. Не поворачивая головы, Эли спросил:
— С сахаром, святой отец?
— Одну ложечку, спасибо. Как ты узнал, что я священник? Неужели это так заметно? Даже в спортивной майке?
Эли резко повернулся.
— Нет, на простого священника вы не похожи, — объявил он, смерив приезжего взглядом с головы до ног. — По мне, вы больше тянете на архиепископа.
— Неужели? — Гость опешил, но решил подыграть юному нахалу. — К вам в кибуц небось архиепископы что ни день заскакивают?
— Нет! — отрезал парень. — Вы — первый. Просто у меня отец по этой части.
У приезжего вытянулось лицо. Он с трудом вымолвил:
— Ты шутишь.
— Нет! — В голосе Эли слышалась горечь. — Это вы, наверное, пошутили.
Теперь оба уставились друг на друга одинаковыми синими глазами.
— Она мне ничего не говорила… — пролепетал Тимоти.
— А это что-то бы изменило?
— Да! — Ответ прозвучал из самой глубины сердца. — Это изменило бы очень многое.
— Что ж, ваше преподобие, вы немного опоздали. Вы даже пропустили мою бар-мицву. Хотя к Торе вас все равно бы не подпустили…
«Ладно, — подумал Тим, приходя в себя, — как ты со мной, так и я с тобой».
— Ну, вот что, бойчик, я не хуже тебя могу цитировать Библию.
— На иврите?
— И на арамейском. И на сирийском, если потребуется. А раз уж мы об этом заговорили, когда ты в последний раз заглядывал в Свитки Мертвого моря?
Эли вдруг растерялся.
С минуту оба размышляли, что дальше.
— А мама знает, что ты должен приехать?
— Нет. Я сам только несколько дней назад об этом узнал.
Только сейчас, произнеся эти слова, Тим вдруг понял весь их глубинный смысл. Семьдесят два часа назад он еще стоял на перепутье. Всю жизнь он беззаветно служил Господу, но так и не смог заполнить пустоту в своей душе надеждой на грядущее Царствие Небесное. Ему нужна была Дебора. Она всегда была ему нужна. Но разве не самонадеянно теперь, спустя столько лет, рассчитывать, что она испытывает те же чувства?
— Надолго приехал? — спросил мальчик.
— По обстоятельствам.
— Каким?
— Посмотрим, обрадуется ли мне твоя мама.
— Не обрадуется! Если у нее есть хоть капля здравого смысла. Она достойна настоящего мужа, а не какого-то астронавта христианина, который прилетает на землю раз в десять лет, а то и реже.
— Четырнадцать, — поправил Тим. — А ты достоин настоящего отца.
Мальчик дернул плечами.
— Прекрасно обхожусь! Так чем ты там занимался в Бразилии?
— Ловко ты сменил тему! — восхитился Тим.
— А чего ты ждал? — вспылил Эли срывающимся голосом. — Ты являешься сюда, как пророк Илия, и ждешь, что я кинусь к тебе на шею? Где ты, черт возьми, был, пока я рос?
Он был на грани слез.
Тронутый до глубины души, Тим хотел было его обнять.
— Пожалуйста, — неловко пробурчал он, боясь, что его объятия травмируют ранимое создание, которое оказалось его сыном. — Пожалуйста, не надо плакать!
— Никто и не плачет! — крикнул тот. — Ты что, не видишь, что ты меня достал! Ненавижу тебя! Ненавижу за то, что бросил мою мать! Ты понятия не имеешь, что ей пришлось пережить!
— А тебе? — тихо спросил Тимоти. — Могу поклясться, тебе тоже несладко досталось.
— Откуда тебе знать? — с обидой в голосе спросил мальчик.
— Оттуда, что я знавал одного мальчишку — на тебя, кстати, похож был, — который тоже вырос без отца.
— Тоже твой сынок?
— Нет, я не занимаюсь увеличением народонаселения. — Он помолчал, потом с жаром воскликнул: — Я же не знал, что ты у меня есть! Клянусь, я ничего не знал. Я только сейчас тебя впервые увидел.
— Ничего я у тебя не есть! Я не вещь, чтобы ее можно было оставить на хранение, а потом забрать, когда тебе захотелось. Я человек!