Соки земли
Шрифт:
Идут и прислушиваются, не услышат ли шума взрыва; они рассчитывают среди дня набрести на людей и шахты, работы наверное отошли уже далеко от моря по направлению к Селланро. Взрывов не слышно. Они идут до полудня, не встретив людей, но изредка проходят мимо больших ям в земле, выкопанных людьми для разведки. Что же это значит? Должно быть, на том конце скалы руда необыкновенно богата, они работают в чистейшей полновесной меди и почти не двигаются вверх от моря.
После полудня они натыкаются на несколько шахт, но народа не видать. Идут
– И речи быть не может! – говорит доверенный Андресен.
Утром к месту их ночлега подходит человек, бледный, изнуренный человек, он хмурит брови и смотрит на них, пронизывает их взглядом:
– Это ты, Андресен? – говорит человек.
Это Аронсен, торговец Аронсен. Он не прочь выпить с караваном горячего кофе и закусить и присаживается:
– Я увидел ваш дым и захотел посмотреть, что это такое, – объясняет он. – Я подумал: вот увидишь, они взялись за ум и возобновили работу. А оказывается, это только вы! Куда вы собрались?
– Сюда.
– А что несете?
– Товары.
– Товары? – кричит Аронсен. – Вы пришли сюда продавать товары? Кому?
Здесь нет народу. Все уехали в субботу.
– Кто уехал?
– Все. Здесь никого нет. А если бы и были, так у меня довольно товаров.
У меня полная лавка. Вы можете купить товары, если хотите.
Ах ты, Господи, опять торговцу Аронсену не повезло: работа на руднике прекратилась.
Они успокаивают его второй кружкой кофе и расспрашивают.
Аронсен подавленно мотает головой:
– Этому слов нету, это просто непонятно! – говорит он. – Все шло хорошо, он продавал свои товары и копил деньги, поселки вокруг благоденствовали, обзавелись манной кашей, новыми школами, лампами с подвесками и городской обувью. И вдруг господа находят, что больше не стоит работать и прекращают.
Не стоит? Ведь до сих пор стоило же? Разве медная лазурь не выходит на белый свет после каждого взрыва? Это просто обман.
– И они не думают о том, что ставят такого человека, как я, в величайшее затруднение. Но, должно быть, оно так и есть, как они говорят, и опять всему виноват этот Гейслер. Не успел он приехать, как работа прекратилась, точно он пронюхал.
– Разве Гейслер здесь?
– Еще бы не здесь! Его следовало бы пристрелить. Он приехал однажды с пароходом и сказал инженеру: – Ну, как дела? – На мой взгляд, хорошо, – ответил инженер. А Гейслер стоит и опять спрашивает: – А! Так вы говорите – хорошо? – Да. Насколько мне известно, – ответил инженер. Но, благодарю покорно, когда распечатали почту, в ней оказались письмо и телеграмма инженеру о том, что больше не стоит, извольте прекратить работу!
Члены каравана переглядываются, но предводитель, карлик Андресен, видимо, не потерял
– Этого-то мы не сделаем, – отвечает Андресен, запаковывая кофейник.
Аронсен смотрит поочереди на всех троих:
– Вы сумасшедшие! – говорит он.
Но доверенный Андресен не очень обращает внимание на своего бывшего патрона, он сам теперь патрон, это он снарядил экспедицию в дальние края, повернуть обратно здесь, на скале, значило бы потерять весь свой престиж.
– Да куда же вы пойдете? – раздраженно спрашивает Аронсен.
– Не знаю, – отвечает Андресен. Но у него есть план, он верно думает о туземцах: вот он пришел втроем с большим запасом стеклянных бус и колец.
– Ну, пойдемте, – говорит он товарищам. Собственно говоря, выйдя нынче утром, Аронсен намеревался пройти подальше, может быть, ему хотелось посмотреть, все ли шахты опустели, правда ли, что ушли все до единого человека; но эти разносчики своим упрямым желанием непременно идти дальше расстроили его планы; он во что бы то ни стало должен отговорить их.
Андресен бесится, он забегает вперед каравана, сразу поворачивается и кричит, вопит на них, защищает свою область. Так они доходят до поселка из бараков.
Пусто и уныло. Главные инструменты и машины внесены в помещения, но бревна, доски, ломаные повозки, ящики и бочки валяются повсюду без призора; кое-где на стенах построек прибиты плакаты, воспрещающие вход.
– Видите! – кричит Аронсен. – Ни души! Куда вы идете? – И грозит каравану великими бедами и ленсманом; сам он пойдет за ними по пятам и посмотрит, не торгуют ли они запрещенными товарами. – А за это тюрьма и каторга, бум констант!
Вдруг кто-то окликает Сиверта. Поселок не совсем покинут, не совсем мертв; у одного из домов стоит человек и манит рукой. Сиверт шагает к нему со своей ношей и сразу узнает его: это Гейслер.
– Вот удивительная встреча! – говорит Гейслер. Лицо у него красное, цветущее, но глаза, должно быть, болят от весеннего света, он в темном пенсне. Речь у него такая же живая, как прежде: – Чудесная встреча! – говорит он, – это избавляет меня от путешествия в Селланро, у меня так много хлопот.
Сколько у вас теперь хуторов в пустоши?
– Десять.
– Десять хуторов? Это я одобряю, я доволен! Нам надо бы иметь 32 тысячи таких молодцов, как твой отец! Говорю я, и опять одобряю, я это высчитал.
– Ты идешь, Сиверт? – кричит караван. Гейслер слышит и резко отвечает: – Нет!
– Я догоню, – кричит Сиверт и снимает свои тюки.
Оба садятся и разговаривают; на Гейслера снизошел дух, и он смолкает лишь на то время, когда Сиверт дает краткий ответ, потом опять разражается:
– Исключительный случай, я не забуду его! Вся эта моя поездка была замечательно удачна, а тут еще я встречаю тебя, и мне не надо делать крюк, чтоб попасть в Селланро! У вас все благополучно дома?
– Да, спасибо на спросе.