Сокол и Чиж
Шрифт:
— Уль, все не так…
— Ревность, Фанька, всегда выглядит жалко и смешно! Не думала, что ты на такое способна!
— Что?! Уля… Уля!
Но я уже осталась в коридоре одна растерянно смотреть вслед подруге.
— Ну что, рассказала?
Мартынов. Вышел из буфета в коридор, остановился передо мной, глядя в глаза.
— Не реви, Чижик, — провел рукой по волосам, — все будет хорошо, слышишь. Просто позвони мне.
Я пошла, а потом побежала по коридору. Понеслась птицей по ступенькам, через вестибюль…
— Ку-уда
Нос намок. Мокрые щеки пощипывал мороз. Я медленно подбрела к остановке и села на скамейку. Вздохнула грустно, бросив рассеянный взгляд на дорогу: ну вот, пропустила автобус. Вновь хлюпнув носом, смахнула непрошеную слезу варежкой. Посмотрела на нее — голубую с вышитой белой пуховой нитью снежинкой, почему-то вспомнив о бабе Моте и ее сладких пирогах. И о том, что эти варежки Матильда Ивановна связала для меня в прошлом году в подарок к Новому году. Как она там с племянником? Нужно будет обязательно ей написать в «Одноклассниках». Что-то она редко стала туда заглядывать.
Сняв варежку, достала из сумки телефон. «Позвони мне» — слова Мальвина не выходили из головы всю дорогу, и я уставилась на его последнее сообщение — смайлик без улыбки и знак вопроса. Может, и правда позвонить?.. Может, действительно все дело в моей бездушности и глупости, и я своим упрямством усложняю всем жизнь? Скажу: «Привет, Севка Мартышкин! — как называла соседа в школе. — А знаешь что, приезжай! Плевать мне на всех твоих девчонок, ведь любишь-то ты меня!» И он обязательно ответит: «Да, Фанька! Тебя одну!». И у обоих радости полные штаны! И плевать, что всегда буду помнить о том, как он целовал другую. Как увидев меня, сделал вид, что не узнал. Ведь я сама виновата — зачем приехала? А так-то он, конечно, любит, — не стоит и сомневаться! А верных мужчин в природе и не существует вовсе. Нет их! Есть один уникум, и тот маме достался.
Тьфу! Не могу! Противно. И чувств никаких, кроме обиды. И то только потому, что забыть не дает. А вдруг Ульянка права, и я на самом деле больше не способна влюбиться? Никогда? Так и проживу всю жизнь одна, поливая желчью бывшего?
Но разве я о нем думаю? Разве хочу вот такой любви?!.. Нет, не хочу, иначе бы давно простила. Не хочу! Потому что знаю, когда любишь — не можешь без этого человека жить. И никто тебе кроме него на белом свете больше не нужен — ни на день, ни на два. Даже минута вдали кажется вечностью. Только твоя половинка, только он или она. Какие уж там чувства у Мартынова…
Сейчас позвоню ему и в последний раз все объясню! И пусть не звонит мне каждый раз с нового номера, больше ни за что отвечать не стану! И Лешему все расскажу!..
Что расскажу? — рука с телефоном упала на колени. — Что я тайная девушка Мальвина? Роковая Фанька? Три «ха-ха». Все равно ведь не поверит. Я и Сева Мартынов?
Слеза скатилась к носу, и я смахнула ее варежкой. Сердце что-то прошептало, что-то очень важное, сдавив грудь…
Я набрала номер.
— Артем?
Сокольский ответил сразу, словно ждал звонка.
— Привет, Чиж.
— Привет. — Я позволила себе насладиться двумя секундами тишины, уютной тишины, в которые вслушивалась в дыхание парня. — Как… как ты себя чувствуешь? — спросила, в последний момент проглотив всхлип. — Голова не болит? Температура не поднялась?
— Нет. Все отлично. Я вполне здоров.
— Правда? — я снова поразилась способности организма Сокола справляться с простудой.
— Правда. Чиж?
— М?
— Тебе плохо?
Кажется, я снова пропустила автобус.
— Нет, ты что! — помахала ладошкой перед глазами, прогоняя слезы, словно Сокол мог поймать меня на лжи.
— Чиж? — поймал.
— Совсем немного, — растерялась в ответ на молчаливое ожидание. И вдруг горько вздохнула, испугавшись, что если он сейчас отключится, я снова останусь одна. — Иногда у людей случаются трудные дни, понимаешь? — попыталась улыбнуться. Не получилось.
— И ты решила, что сегодня он — твой трудный день?
Я крепче прижала телефон к щеке. Решила ли я?
— Наверно.
Сокольский не отключался, и я тоже. Мы оба молчали в трубку, словно нам было что друг другу сказать, но что именно — не знали.
— Чиж, поехали домой, — первым отозвался Артем. — Холодно сидеть на скамейке.
— Да, — согласилась я, чувствуя, как тело пробирает озноб, и тут же, опомнившись, удивилась: — Что? Но как ты…
У дороги на обочине раздался сигнал, и я увидела серебристую «Тойоту» Сокола. Наверняка, я бы ее и раньше заметила, если бы не ушла мыслями в себя.
— Поехали, — повторил парень.
Я встала, вышла из-под навеса автобусной остановки и оглянулась на тротуар, где среди пешеходов могли оказаться знакомые студенты.
— А если кто-нибудь увидит? — спросила с сомнением, помня о нашем договоре, но Сокол не ответил, сбросив звонок, и я медленно подошла к машине. Заметив приоткрытую для меня дверцу, забралась на переднее сидение, чувствуя себя одновременно смущенно и неловко. То ли из-за близости университета, то ли из-за вида своих покрасневших глаз, а то ли из-за встретившего меня серого взгляда.
Сегодня Сокол был весь в темном — черная куртка и водолазка, черные джинсы, и его взгляд, отразивший снежную белизну за окном, показался мне особенно острым и внимательным. Устроив на коленях сумку, я отвернулась к лобовому стеклу.
— Не нужно было останавливаться, Артем. Ты ведь знаешь: я привыкла к автобусам. Мог бы и проехать.
Сокол завел мотор и плавно сдвинулся с места. Тихо повел автомобиль, глядя на дорогу.
— Значит, не мог, — ответил сухо. — Ты сидела слишком долго, Чиж.