Сокол и цветок
Шрифт:
Казалось, прошло всего несколько минут, когда мальчик-паж потряс ее за плечо.
– Госпожа Уинвуд, пожалуйста, проснитесь, король вас требует.
– Пропади он пропадом, – огрызнулась она, не обращая внимания на перепуганного такой дерзостью пажа.– Должно быть, уже полночь, какого дьявола ему нужно в такой час?!
– Не знаю, мадам. Мне было приказано спать за порогом королевской опочивальни. Вдруг король вышел, разбудил меня пинком и велел побыстрее привести вас.
– Наверное, очередной припадок, – пробормокиы себе под нос Эстелла, – и, клянусь Богом, если ло не так, постараюсь довести его до приступа! – Вынув кувшинчик с настойкой ландыша, старуха велела:– Показывай дорогу, а потом можешь идти спать. Ночью ребенок должен быть в постели, а не валяться у чужих дверей.
Дверь опочивальни короля оказалась закрытой, и Эстелла легонько постучала. Створка чуть приоткрылась.
– Ты одна? – спросил Джон.
– Конечно! Кто еще будет бродить по замку в столь неподходящее время? – отрезала она.
Отворив дверь чуть пошире, Джон приказал:
– Входи, да побыстрее! Эстелла пригляделась к королю и заметила, что, хотя припадок не начался, король был смертельно бледен и чем-то до крайности возбужден. Определенно, в человеке, позволявшем себе носить корону с ночным одеянием, было нечто неестественное.
Он нервно дернул большим пальцем в сторону огромной кровати.
– Что-то случилось с ней... сделай так, чтобы она пришла в себя.
Эстелла никого не увидела и, подойдя ближе, отвернула покрывало.
– Матерь Божья, – потрясенно вскрикнула она, крестясь, что делала крайне редко.
На простынях лежало мертвенно-белое обнаженное тельце двенадцатилетней Матильды Фитцуолтер. Каким резким контрастом служили разметавшиеся вокруг маленького личика блестящие огненно-рыжие волосы, словно служившие недобрым предзнаменованием того, что сейчас предстояло увидеть Эстелле. Откинув покрывало, она заметила кровавую лужу, расплывшуюся на постели. Багровые капли стекали с ног ребенка, между бедер была втиснута подушка, видимо, кто-то тщетно пытался остановить кровотечение.
Джон в отчаянии ломал руки.
– Дай ей что-нибудь, помоги подняться. Горящие яростные глаза старухи впились в перепуганные гляделки Джона.
– Я совершаю чудеса, но не могу воскрешать мертвых!
– Она жива, старуха, жива, говорю тебе!
– Она мертва. Ты убил ее!
Это был крайне опасный для Эстеллы момент. Один неверный шаг, одно лишнее слово, и игра со смертью может закончиться поражением Эстеллы. Она поспешно сказала себе, что в любом споре один властвует, другой подчиняется. Разница в страхе, а Джон определенно боится.
– Нужно избавиться от нее, – объявил Джон, явно давая понять, что теперь и Эстелла замешана в преступлении.– Что нам с ней делать?
– Тебе лучше не знать. Предоставь все мне, – постаралась выиграть время Эстелла, уже решив, что не позволит скрыть тело бедняжки.
Она пошлет его домой, чтобы там девочку похоронили, как подобает. Сначала старуха хотела позвать на помощь де Берга, но тут же передумала – не стоит впутывать его в эту грязь. Кроме того, он, как порядочный человек, наверняка возмутится и может лишиться головы.
Эстелла обмыла труп, чтобы на нем не осталось следов крови, потом собрала простыни и наволочку, чтобы сжечь.
– Не открывай никому, пока не вернусь, бросила она королю.
Тот мрачно кивнул, нервно теребя корону. Эстелла поспешила через холл в комнату Уилла Mapшалла и разбудила его.
– Немедленно найди деревянный ящик и принеси в опочивальню короля, – приказала она молодому человеку.
Уилл недоуменно нахмурился.
– Большой?
– Такой, чтобы в нем могло поместиться тело ребенка, – тихо пояснила она, – Отвезешь его в Данмоу, семье Фитцуолтеров.
Уилл закрыл глаза.
– Милосердная Мария и Иисусе, – пробормотал он.– Я собираюсь рассказать отцу о том, что он сделал. И больше не вернусь, Эстелла.
Старуха кивнула.
– Уильям Маршалл – единственный, кто может призвать его к ответу. Когда видишь замученного ребенка, сердце взывает к справедливости.
Джон провел тревожную ночь. Он жалел, что не взял с собой Ориона, – тот мог бы составить гороскоп. Неужели его счастливая звезда начинает меркнуть?
К утру, однако, он сумел взять себя в руки, и неприятная история была забыта, по крайней мере королем – более неотложные дела призывали его.
По всему пути на север он высылал вперед вербовщиков, чтобы собрать побольше войск. Те не пропустили ни одного графства, ни одного поместья, никому не удалось избежать нашествия – ни богатым лордам, ни владельцам единственного замка. Король нуждался в поддержке северных баронов, если надеялся вернуть то, что было потеряно за морем.
Джону было необходимо также сохранять мир в Шотландии и Уэльсе, а вспоминая об ирландских дикарях, признающих лишь законы клана, он в бессильной ярости стискивал зубы.
Но хотя лорды обязались служить королю, они слали отказ за отказом – никто не желал жертвовать рыцарями и солдатами ради слабовольного, погрязшего в пороках повелителя, которого наверняка ждет поражение в поединке с таким могущественным королем, как Филипп Французский. Подданные не могли не сравнивать Джона с его великим отцом и братом Ричардом, и сравнение было явно не в пользу правящего монарха. Недаром один лорд точно заметил, что король думает исключительно мужскими причиндалами, потому что мозгов у него вовсе нет.
Когда путешественники наконец достигли границы, Фолкон де Берг облегченно вздохнул, обрадованный, что избавился от Джона. Он глядел на своего друга Сейлсбери, удивляясь, что эти двое могут быть братьями. У него не было ни малейшего сомнения, что граф Сейлсбери – сын Генриха II, но вот насчет Джона... его одолевали сомнения. Неужели Элинор Аквитанская подсунула ублюдка ничего не подозревающему мужу? Бедняга Генри, должно быть, в гробу переворачивается, видя, как любимый младший сын пускает по ветру все, что тяжелым трудом накопил отец.