Сокол на запястье
Шрифт:
— Жрицы никогда не пойдут на это. — покачала головой женщина.
— Когда всю Меотиду зальет кровью, кто их будет слушать?
Сотница долго молчала, вертя перед собой большое глиняное блюдо с дымящимся мясом.
— Ты сам назвал выход. — наконец, сказала она. — Боюсь, что он единственный. Ты, как всегда, прав, Делайс. — Бреселида усмехнулась. — И, как всегда, тебя не послушают. А речь не о колесе-землечерпалке, и моя помощь не сыграет роли.
II
Черная банщица Нума готовила притирания для всех придворных
С толстых пальцев нубийки стекало очищенное масло, в которое она только что по капле влила вытяжку из лепестков фиалки. Даже на открытом воздухе стоял сильный аромат, но Нума знала, что его раздует ветром еще до того, как у нее начнет болеть голова.
Когда-то с караваном невольниц она приехала в эту холодную страну из Египта. Фараон откупился рабами-нубийцами от серьезно потрепавших его скифов. За 20 лет службы меотийским царицам Нума стала не просто купальщицей, но и первым советником в вопросах диеты, массажа, выбора тканей, благовоний, режима сна и удовольствий. Не смотря на свои пять пудов жира, она была утонченным арбитром женской красоты и умела, если нужно, незаметно извести соперницу, вдруг начинавшую затмевать блистательную Тиргитао.
Нума отлично знала, что по-настоящему ценные советы она может давать только царице. Что касается ее приближенных, то им, конечно, тоже нельзя рекомендовать откровенно пагубных средств. Например, меньше мыться и натираться куриным пометом. Но тонко подсунуть даме не то, убедив ее, что именного этого раньше не хватало — вот главное умение, которым нубийка владела в совершенстве.
Поэтому Нуму взбесил полуденный визит нового раба сотницы Бреселиды. Этот заносчивый мальчик, больше похожий на козла, наотрез отказался брать у нее обычные для Бреселиды фиалковые духи. Не обращая внимания на протесты банщицы, он забрался на полки со склянками — ее святая святых — откупорил пробковые крышки и перенюхал половину пузырьков.
— Вот это подойдет. — заявил Элак недовольным голосом, крутя перед носом у негритянки пузырьком, из которого до чутких ноздрей Нумы доносился свежий древесный аромат. — Как основа. Я внесу сюда тревожную ноту за счет лимона и зеленого мирта. Но это на каждый день. А какие духи я подберу для госпожи Бреселиды на вечер, тебе не узнать, старая обманщица!
И удалился. Прямо на рынок. К дешевым торгашам! Но Нума не сомневалась: ушлый козленок найдет то, что нужно. Не смотря на деревенский вид, она сразу почувствовала в Элаке сильного соперника. Не к добру он взялся именно за Бреселиду! Эту жемчужину в конском навозе, от которой и так на локоть разит царицей!
Элак и правда не плохо прогулялся по рынку. В лавках у самого порта он отыскал много ценного, а поскольку у козла по определению не может быть денег, молодой сатир забирал свертки с товаром, приказывая купцам прийти за деньгами завтра, во дворец, в покои «царевны Бреселиды». Здесь были и пурпурные ткани из Сибарсиса, и тончайшие египетские плащи-фаросы, а также щипцы для бровей, беличьи кисточки, краски для лица и тела, нежнейшие ассирийские мала, уже готовые благовония и рассыпчатые порошки, которые еще только предстояло смешать рукой истинного художника.
— Откуда ты знаешь, как этим пользоваться? — спросила «амазонка», критически оглядев груду покупок. — Ты в деревне родился? Или прошел школу массажистов в Коринфе?
— Не знаю. — честно признался Элак, разминая ей плечи. — Из меня лезет. А разве плохо я работаю?
Сатир уже больше часа колдовал над ее разнеженным новой ванной телом.
— Полежи так. — юноша закончил массаж и набросил на расслабленную сонную Бреселиду мягкий шерстяной пеплос. — У меня пока руки отдохнут. Тебя еще стричь.
К удивлению хозяйки, сатир оттяпал совсем немного волос — чуть-чуть там, чуть-чуть сям — а потом взялся за горячие щипцы, и тут «амазонке» не поздоровилось. Он завивал до тех пор, пока на ее голове не образовалось подобие маленькой львиной гривы.
— Я похожа на стриженную медузу Горгону. — вздохнула Бреселида. — Надеюсь, сетка спасет положение.
— Никаких сеток! — пан порылся в ларце с украшениями, выбрал тонкий золотой обруч и пересек им лоб госпожи.
— Так не носят. — запротестовала Бреселида.
— Будут носить. — Элак вытащил длинные серьги в виде белых эмалевых лебедей и осторожно вставил их в уши хозяйки. — Мне нравится.
— Мне тоже. — протянула женщина, зачарованно глядя на себя в медное зеркало. — Ты, и правда, волшебное создание. — она улыбнулась ему. — Я никогда не думала, что я…
Сатир приложил ей палец к губам.
— Ты это ты. — мягко сказал он. — Вспомни себя в буковом лесу. Сейчас ты такая же.
Элак щелкнул пальцами, призывая рабынь с одеждой. Они принесли тонкую черную тунику с золотой вышивкой по подолу. Закалывал и драпировал ее пан сам. На бедра Бреселиде лег легкий пояс из витых цепочек.
Женщина было двинулась к выходу, но сатир удержал ее.
— Подожди. Я хочу, чтоб ты пахла лимоном и лавром. Как ночь. Чувствуешь запах в садах?
«Амазонка» кивнула.
— Мы его только усилим. — Элак встряхнул двумя алебастровыми пузырьками.
— Вот теперь ты готова идти во дворец. Эй, Нестор. Хватит спать! Госпожа отправляется. Ты составишь ей кампанию?
Освещенный множеством огней дворец, напоминал горящий светильник. Бреселида шла по открытой верхней галерее, соединявшей крепостные постройки акрополя с жилыми. Ей оставалось лишь спуститься к квадратному каменному бассейну, пересечь двор, где уже шло веселье, и присоединиться к пиру царицы в трапезной зале.
Тиргитао часто устраивала праздники — большие и маленькие — для всего двора и отдельно для избранных приближенных. Иногда ей вовсе не нужен был повод, чтоб веселиться. А сегодня приезд сестры совпал с разрешением от бремени Сабры, любимой египетской левретки царицы.
Царица ревностно следила, чтоб ни у кого при дворе не было таких же собак, лошадей, тканей и благовоний, как у нее. Поэтому Тиргитао оставила в живых лишь одного щенка, а остальных — крошечных, мокрых, похожих на мышей — приказала немедленно сварить в меду и подать за столом прорицательнице Гекубе под видом древесных сонь. Вот будет потеха!