Сокол Ясный
Шрифт:
Младина огляделась. Снегопад прекратился, на небе сияла полная луна. Все вокруг было засыпано толстым слоем непотревоженного снега. Лунный свет искрился, переливался, и было так красиво, будто сама Небесная Пряха изготовила ткань из лунных лучей.
Перышко реяло поблизости, будто ждало. Она сделала шаг и стала с трудом выбираться из ямы. Пару раз она соскальзывала и даже упала; холодный пушистый снег набивался в рукава, чулки сползли. Было чувство, будто на ней не овчинный, а железный кожух: так тяжело он давил на плечи. В глаза бросилась лежащая на груди белая тощая коса, и Младина
Наконец она вылезла из ямы, огляделась. По такому глубокому снегу она будет ковылять всю оставшуюся вечность. Да и куда идти: со всех сторон одинаково темно, будто все земные и неземные пути кончаются у этой ямы. Надо что-то с этим сделать. Младина подняла глаза, посмотрела на луну, будто ждала от нее совета. Прямо вылитое серебряное блюдце. Вот ведь ловкая старуха – и луну, и солнце в короб упрятала!
Солнце! Глупо пропадать во тьме, когда оно у тебя собой. Стянув короб с плеч, Младины нашарила в нем веретено, вытащила и подняла над головой.
– Солнышко, ведрышко… – пробормотала она, слыша, каким слабым и глухим стал ее голос. – Выгляни в окошко. Твои детки плачут…
Сияние луны усилилось, и Младина закрыла глаза – было больно смотреть. Даже через опущенные веки она ощутила, что вокруг посветлело. Воздух вроде бы потеплел, дышать стало полегче. Она еще подождала, а когда открыла глаза, снега уже почти не было. Светило солнце, лишь слегка укутанное в туман, а вокруг расстилался мокрый луг, покрытый блеклой травой, на которой лишь кое-где виднелись островки грязноватого снега.
Младина оглянулась: позади была мелкая, хотя и широка яма с небольшим развалом камней в середине. Даже и не скажешь, что здесь когда-то стояло жилье. А вот впереди, на дальнем краю луга, клубилась стена тумана. В тумане угадывалось движение. Младина повертела головой, но перышка нигде не увидела. Тогда она пошла вперед, выбирая дорогу полегче. Колено по-прежнему болело, дышать было тяжело, но все это казалось таким привычным, что почти ее не огорчало. Она уже знала, что от этого не умирают и так вполне тоже можно жить; просто теперь стоит не ждать от себя многого и расходовать силы бережнее.
Она пересекла луг, но стена тумана не приблизилась. «Ты что, гулять сюда явилась?» – мысленно попрекнула себя Младина и стала вглядываться. И тогда увидела: впереди стояли два камня в человеческий рост – один черный, другой белый. А у подножия каждого из камней бил источник, и струи одного текли к ней навстречу, а другого – в другую сторону, за стену тумана. Навстречу ей лился ручей синевато-дымчатого цвета, другой был плохо виден.
Теперь, когда она поймала взглядом свою цель, стена тумана и камни уже не убегали, а смирно ждали, пока она подойдет. По мере приближения она все яснее видела, что вовсе здесь не одна. Перед каждым из камней стояла женщина: одна в белых одеждах, другая в черных. За исключением этого, они были очень похожи, и Младина, переводя взгляд с одной на другую, не могла поручиться, что их действительно две. Женщины были заняты делом: каждая держала в руках чашу, наклонялась, зачерпывала воды из своего источника, протягивала… потом опять наклонялась.
И только когда Младина подошла
Она постояла, глядя, как безостановочно идут навстречу друг другу эти два потока. Поскольку она в Нави, значит, из тумана приходят те, кто умирает и получает сюда доступ, выпив мертвой воды. А отсюда уходят те, кому суждено родиться, выпив живой воды; она видит их в том возрасте, какого им предречено достигнуть. Какое-то время Младина разглядывала приходящих, но никого, к счастью, не узнала; тогда она обратила взор на уходящих. Однако быстро поняла, что и на них смотреть почти нет смысла: даже если ей и приведется в жизни повстречать вот эту, например, рослую молодку, то узнать ее она сможет только лет через двадцать – ведь сейчас та выйдет в Явь новорожденной девочкой!
Вспомнив, зачем сюда пришла, она внимательно огляделась. Да, вон он! Сокол сидел на вершине черного камня, и Младина торопливо подошла, протянула руку, подставив ему локоть. Сокол сорвался с камня и сел ей на руку, крепко вцепившись острыми когтями в овчинный рукав кожуха.
– Ах ты мой хороший! – забормотала Младина. – Совсем ты измаялся, сейчас я тебе помогу.
И она принялась распутывать красный шерстяной шнур на лапах сокола. Он сидел спокойно, только дергал головой, озираясь круглыми золотистыми глазами. Шнур был запутан довольно хитро, а действовать одной рукой было неудобно, и у Младины затекла левая рука, на которой сидела птица. Но вот наконец она справилась и кинула на траву измятый шнур. А потом подбросила сокола:
– Лети! Лети домой!
Сокол взвился в воздух, пролетел туда, обратно, потом умчался в сторону леса и пропал. Младина проводила его глазами, потом подошла к камням ближе и снова стала наблюдать за входящими. Каждый из них отпивал глоток воды, потом омывал лицо синевато-дымчатой водой. И с каплями воды, падавшими назад в источник смерти, уходила в Навь душа, чтобы омыться и вернуться спустя какое-то время уже через второй источник. Младина проводила глазами убегавшие струи: где-то за гранью миров они сливаются, смешивают, претворяются одна в другую, как жизнь и смерть.
– Подойди сюда! – вдруг позвал ее чей-то голос.
Она подняла глаза: светлая женщина обращалась к ней. На хозяйку источника было трудно смотреть; чем больше Младина вглядывалась в обычные, непримечательные черты лица, в котором при желании могла разобрать сходство с любой из своих знакомых женщин, тем сильнее они расплывались, утрачивая сходство уже с кем бы то ни было, и сама Рожаница Доля начинала казаться облачком тумана.
– Смотри! – Она указала вниз, в светлый источник. – Здесь души живут, кому срок родиться. Приглядись, может, узнаешь кого?