Соколиная охота
Шрифт:
– Это значит, что мужчина хочет ее соблазнить.
– А если он это делает в благодарность за оказанное внимание?
– В благодарность за оказанное внимание можно преподнести ей цветы, но осыпать дорогими подарками женщину, которая и без того уже стала твоей, это расточительство.
– Но взамен он потребовал у женщины розу, – с сомнением покачал головой граф Септиманский.
– А что еще, по-твоему, должен желать в подобной ситуации мужчина? – засмеялся Эд. – Ты меня удивляешь, Бернард.
– Так роза – это символ?! – дошло наконец до графа Септиманского.
– Разумеется,
– Символ чего?
– Символ плодородия, дорогой друг.
– А зачем ей, по-твоему, понадобилась лилия?
– А кому это ей?
– Юдифи. Она потребовала лилию от Воислава Рерика. А он в ответ сказал, что их рассудит Творец.
Орлеанский удивленно посмотрел на озабоченного гостя и в раздумье откинулся на спинку кресла.
– А что тебе еще известно о лилии, Бернард?
– Только то, что мужчина хранит ее на груди.
Граф Эд нахмурился, провел рукой по чисто выбритому подбородку и залпом осушил серебряный кубок.
– Когда-то очень давно, Бернард, в ту пору я был еще ребенком, отец показал мне старый дуб, одиноко растущий около дороги, и сказал, что именно здесь коршун поразил лилию. Потом я узнал, что под этим дубом ударом копья был убит король Драгобер. Его убили по приказу Пипина Гристальского, предка Карла Великого. Король Драгобер был Меровингом.
– А при чем здесь лилия? – удивился Септиманский.
– Речь идет о царских знаках на груди Меровингов. Они бывают в форме лилии или креста. Именно в лилию угодило копье наемного убийцы.
Бернард наконец понял. Коварная Юдифь готовила переворот, в этом не было никакого сомнения. Правда, для этого ей пришлось бы отстранить от власти собственного сына, но это дело обычное. Конечно, Воислав Рерик – язычник, однако ничто не помешает ему принять христианство, как это в свое время сделал другой Меровинг, король Хлодвиг. И тогда путь к императорской короне для честолюбивого варяга будет открыт.
– Рим никогда его не признает, – с сомнением покачал головой граф Орлеанский, с большим вниманием выслушавший предположения Бернарда.
– Рим – нет, но Константинополь вполне может. Там не забыли, что римский папа был еще совсем недавно обычным епископом. А возвысился он благодаря Каролингам. Новый император признает первенство константинопольского патриарха в христианском мире, а византийский император Феофил назовет братом императора Воислава.
– Но Юдифи-то зачем возвышение варяга?
– Юдифи нужна власть, ибо Карл уже стал взрослым. Пройдет год-два, и ему надоест опека матери. Тогда Юдифи в лучшем случае придется отправиться в монастырь. А ведь она молода, благородный Эд, и не привыкла к затворничеству. В конце концов, она может родить наследника и от варяга. Теперь ты понимаешь, зачем он подарил ей диадему, некогда украшавшую голову византийской императрицы?
Кажется, Бернарду удалось убедить в своей правоте Эда. Возможно, ему удастся убедить и епископа Драгона, но вряд ли король Карл поверит в предательство собственной матери. Скорее уж он заподозрит в коварстве самого графа Септиманского, который в трудный момент, накануне большой войны с императором Лотарем, пытается ослабить силы коалиции двух младших братьев, рассорив короля Карла с Воиславом Рериком. Пожалуй, многие сеньоры Нейстрии, Франкии и Аквитании поддержат в сомнениях своего короля, и тогда Бернарда Септиманского в лучшем случае ждет опала, в худшем – смерть от руки наемного убийцы или палача.
– Вполне возможное развитие событий, – согласился с Бернардом граф Эд. – Доказательств у нас никаких, а оклеветать можно кого угодно.
– И что ты предлагаешь делать?
– Прежде всего, не торопиться, – спокойно отозвался граф Орлеанский, подливая вина в кубок гостя. – У Юдифи и у нас один враг – император Лотарь, ибо пока он жив, все претензии Воислава Рерика на императорскую корону не более чем пустая блажь.
– А что будет после гибели Лотаря или его поражения?
– У нас будет законное право выступить против узурпатора и поддержать Каролинга в борьбе против Меровинга, благородный Бернард.
– Ты имеешь в виду Людовика Тевтона? – нахмурился граф Септиманский.
– Нет, дорогой Бернард, было бы большой глупостью, избавившись от Лотаря, сажать себе на шею Людовика. Мы поддержим именно Карла, но только в том случае, если он подтвердит права графов на владение землями, которыми мы сейчас управляем лишь по милости императоров и королей.
Гость отсалютовал хозяину кубком и восхищенно цокнул языком. В уме графу Эду не откажешь, вот только согласится ли император Карл с таким раскладом? Захочет ли он быть всего лишь игрушкой в руках могущественных сеньоров?
Граф Септиманский очень хорошо понимал трудность стоящей перед ним задачи. Карл был привязан к матери и не доверял сеньорам. Надо признать, что оснований для подобного недоверия у него было более чем достаточно. Не были для него секретом и, скажем так, неоднозначные отношения графа Бернарда и Юдифи.
Графу нужна была женщина, которая могла бы вытеснить из сердца Карла любовь к матери, и такая женщина под рукой у него была. Речь шла о Володраде. Однако Володрада была сестрой Раймона Рюэрга и явно плясала под дудку своего честолюбивого братца. Именно на честолюбии Раймона и собирался сыграть Бернард, дабы привлечь нужного человека на свою сторону. Конечно, Рюэрг мог быть посвящен в планы императрицы Юдифи, но опыт подсказывал Бернарду, что люди, подобные Раймону, крайне редко соглашаются таскать каштаны из огня для других и предпочитают действовать только в своих интересах.
Граф Септиманский, конечно, рисковал, отправляясь в дом Рюэргов, но риск был оправданным. Вряд ли Раймон, даже припертый к стенке, рискнет устранить гостя, пришедшего к нему с дружеским визитом среди бела дня.
– Может, мне пойти с тобой, Бернард, – предложил граф Орлеанский, посвященный в планы визитера.
– Нет, Эд, твое присутствие будет лишним. Раймон слишком осторожен, чтобы доверять свои тайны посторонним ушам. К тому же я очень надеюсь, что ты вытащишь меня из этого логова язычников, если наш с Рюэргом разговор примет совсем не тот оборот, на который мы рассчитываем.