Сокровища Аттилы
Шрифт:
И вдруг все пропало, перед глазами Диора вновь появился белый шатер, люди, сидящие на возвышении. И голос спросил:
— Что узрел ты в этих видениях?
— Гибель мира! — не задумываясь, ответил Диор.
— Ты знаешь себя как человека?
— Да, теперь знаю! Во мне заключены алчность и доброта, любовь и ненависть, мстительность и жалость, гнев и отзывчивость, ярость и сострадание, великое и низменное — весь мир во мне! Я жажду истины, чтобы легче солгать, но, солгав, испытываю потребность в истине. Я понял: мудрость поселится в душах людей с угасанием их жизненных сил и мудрость эта будет печальна!
—
— Нет! — сказал Диор.
Голос продолжил:
— Вспомни слова Хранителя Священной Памяти сарматов о энергии, дающей Движение и Жизнь всему сущему. Хранитель находится среди нас. Скоро и ты войдешь в этот шатер, и в твоей душе навсегда поселится Бог.
И тут шатер пропал, Диор вновь оказался на темной равнине, но не лился уже свет с небес, и он бы не знал, куда идти, если бы отдаленный голос Заренки не позвал его. Он открыл глаза. Заренка, тревожно склонившаяся над ним, сказала:
— Любый, ты кричал и плакал во сне!
4
И опять Диор стоял перед Аттилой, и тот холодно произнес:
— Скоро сюда явится Флавий Аэций. Он очень опасен. Его следует отравить, мертвые не мешают!
Диор возразил:
— Джавшингир, ты сам говорил, что враги нужны, благодаря им взращиваются истинно мужские качества. А ты хочешь убить последнего великого римлянина!
Аттила долго смотрел на него с задумчивым любопытством и наконец молвил единственное слово:
— Ступай!
А была уже осень, и темнело рано. Возле шатра Аттилы бесполезно ржавел выкованный заново богатырский меч сарматов. У коновязи фыркали и хрустели ячменем в торбах лошади гонцов.
Цепь охраны пропустила советника и вновь сомкнулась за его спиной. По сторонам чернели шатры тарханов, а за рвом беспокойно шумел воинский стан.
Всеми хозяйственными делами в ставке ведал Овчи. Свои шатры тарханы ставили там, где указывал постельничий. А тот руководствовался исключительно расположением правителя к приближенному: милостив Аттила к тархану — жилище последнего стоит близко к жилищу Аттилы, и наоборот.
После возвращения от хайлундуров Диор обнаружил, что его поселили в самом отдаленном углу ставки — возле оврага, заросшего кустами терновника.
Когда Диор приблизился к кустам, в них послышался осторожный шорох, словно завозилась потревоженная ночная птица. Вдруг раздался тихий свист. Из терновника вылетела кожаная петля аркана. Упав сверху на Диора, затянулась на горле советника и бросила его на землю.
Диора спасло то, что под рубашкой он носил панцирь с двойным кожаным воротником, предохраняющим от стрел. Воротник не дал петле сдавить шею. Диора волоком потащили к кустам. Меч и нож были при нем. Выхватить нож и перерезать веревку — дело мгновения. В терновнике раздались возгласы разочарования. Видимо, напавшие рассчитывали, что советник после удавки впадет в беспамятство. Диор перекатился по траве и вскочил на нош. На него из кустов бросились несколько человек. Шатер был поблизости. В нем находились Заренка, Ратмир, Алтай. Но Диор не позвал на помощь. Ярость бушевала в нем. Он метнулся навстречу нападавшим. И первым же ударом меча развалил от плеча до пояса самого рослого из них. И тут же упал на колени. Если бы он этого не сделал,
Диор вскочил и прыжком метнулся в сторону, и вновь чужой клинок едва не отрубил ему ухо. Нападавшие были умелыми воинами. Пятясь, Диор отбил два удара. Вдруг послышался пронзительный крик Заренки и голос Ратмира:
— Гей, побратим, держись!
Ратмир и Алтай спешили к месту схватки. Нападавшие оставили советника, подхватили раненого и убитого, скрылись в кустах. Возможно, там таились еще люди. Потому что из кустов тотчас вылетела стрела, впилась в панцирь Диора, вторая ободрала ему щеку. Подбежавшие Ратмир и Алтай хотели броситься вслед убегавшим. Но Диор удержал их.
Узнав о ночном нападении, Аттила вызвал Овчи и Ульгена. Того самого телохранителя, который отличился при нападении злоумышленников на холм Аттилы. Теперь Ульген ведал тайными делами и разведкой намерений врагов. Высокий, костистый, с длинными, свисающими, как у алмасты, мускулистыми руками, Ульген был знаменит похотью и чревоугодием. Однажды на спор он за один присест съел барана, а затем в присутствии свидетелей переспал с каждой из своих пяти жен не отдыхая.
Аттила сурово спросил у постельничего, почему шатер Диора оказался на окраине ставки. Глуповато моргая единственным глазом, Овчи ответил, что нужно было место для шатра Ябгу, а так как Диор был в отъезде, то он временно перенес его шатер, но сегодня же вернет назад. Ульген бросил быстрый взгляд на советника и тотчас отвел глаза. Такие взгляды свидетельствуют о многом. Тут был явный сговор, скрепленный молчаливым согласием Верховного правителя. Ульген осторожно сказал:
— Джавшингир, у меня важные новости.
— Говори! — разрешил Аттила.
Ульген, сутуля крутую спину, низким голосом произнес:
— Осведомитель передал: Аэций не прибудет к тебе. Вместо него явится посол Ромул. Аэций в Южной Галлии собирает войска. Проезжие купцы интересовались, по какой дороге ты двинешь свою конницу. Наверное, это хочет выведать и Ромул.
Аттила обратился к Диору:
— Судьба благосклонна к Аэцию. Ты вступился за него, и вышло по–твоему. По какой дороге нам следует пойти?
— По той, где тебя не ждут.
— Есть несколько дорог. Первая — по которой шел Аларих — на Сирмий, далее на Аквилей [87], Равенну, Рим. Это путь самый короткий и удобный для конницы.
— Его Аэций не оставит без прикрытия, — сказал Диор. — Где–то поблизости он и должен стоять лагерем.
Аттила с тем же задумчивым любопытством посмотрел на него, поглаживая бороду, заметил:
— Осведомители донесли, а купцы подтвердили: его лагерь возле Медиолана. Оттуда ему легко перебросить войска в любом направлении.
— Тем более, — произнес Диор, — местность вдоль дороги на Аквилей разорена вестготами. А тебе нельзя возвращаться без добычи. Иди туда, где нетронутые города и где тебя не ждут!
— Богатые города? — переспросил Аттила и обратился к Ульгену: — Откуда к нам идут самые богатые караваны?
— Из Августы Тревелов [88], Паризии, Труа — эти города на севере Галлии, джавшингир.
— Превосходно! — оживился правитель. — Поистине эти земли не тронуты. Ульген, пусть твои люди распустят слух, что я пойду на Аквилей!