Сокровища баронессы фон Шейн
Шрифт:
Ротов не стал спорить, только с безнадежностью махнул рукой:
– Черт с тобой.
– Ладно, ребята, вы тут разбирайтесь, а я к начальству за командировочными. – Андрей взглянул в старое зеркало, висевшее на стене, наверное, со всемирного потопа, пригладил волосы, придавая себе серьезный вид, и, улыбнувшись коллегам, побрел в кабинет начальства.
– Как он? – поинтересовался следователь у пожилой секретарши Раисы Михайловны, служившей начальнику верой и правдой уже несколько лет. Та пожала плечами:
– Как всегда, Андрюшенька. – Она посмотрела на Потапова, подмигнула ему подведенным
– А мне отступать некуда, как говорится, позади Москва, – усмехнулся Андрей и постучал для приличия.
– Войдите, – послышался знакомый хриплый голос, и Потапов, быстро перекрестившись, вошел в «кабинет психологической разгрузки» – так, смеясь, они иногда называли апартаменты начальства. Котельников уставился на него, и Андрею показалось, что полковник ждет команды «фас», чтобы наброситься на беззащитного подчиненного.
– Ну, – начал Алексей Петрович, не здороваясь, – что поведаешь? Только не говори, что у тебя две новости – и обе плохие.
– Не скажу, – ответил майор довольно уверенно. – Когда я пришел к вам в первый раз докладывать об этом деле, у нас не было ни единой зацепки. Теперь зацепки есть, а вот подозреваемого до сих пор нет.
– Что ж, плохо. – Начальник с шумом выдохнул, и его отвисшие бульдожьи щеки заколыхались. – Ладно, что вы там нарыли?
Потапов толково изложил все, что им удалось накопать по делу, и обрадовался, заметив интерес в болотных глазах полковника.
– Это уже кое-что. – Он наклонил голову и задумался. – Значит, собираешься в Ломоносов? О чем будешь говорить со старушкой?
– Я хочу спросить, кто еще знал о дневнике и кладе, – отозвался Андрей. – Может быть, кроме Илларионова, были и другие желающие его купить? Может быть, ниточка тянется из Ломоносова? Кроме того, хотелось бы узнать, сколько на данный момент потомков у этой Ольги фон Шейн. Согласитесь, товарищ полковник, из них любой вправе считать себя наследником этой шкатулки.
– Не спорю. – Алексей Петрович выпрямился. – Что ж, есть в твоих словах логика, хотя и не очень сильная. Почему все думают, что никто не пытался найти этот проклятый клад?
– Во всяком случае, если кто-то это и сделал и даже что-то нашел, он явно этим не хвастался, – заключил Потапов, – и лишь подогрел интерес остальных к документу.
Полковник дернул себя за бульдожью щеку:
– Поскольку другого пути у нас нет, иди и оформляй командировку. Только одно условие – деньги получишь по приезде.
Потапов был к этому готов.
– Не проблема, – ответил подчиненный.
– Тогда вперед, – напутствовал его Котельников, изобразив подобие улыбки.
Поблагодарив шефа, Потапов помчался оформлять документы, поручив дежурному заказать билеты в Санкт-Петербург.
– Желательно на утро, – попросил он, – мне еще до Ломоносова добираться. Очень хочется все успеть за один день.
– Ну, это как получится, – развел руками капитан с большой лысиной в обрамлении венчика рыжеватых волос и принялся копаться в Интернете. – Слушай, повезло тебе. Есть на завтра, на восемь утра. Заказываем?
– Давай, – обрадовался майор. Восемь утра – самое подходящее время. К двум
– Заказал, – выдохнул дежурный с облегчением. – Иди выкупай.
– Спасибо, друг, – поблагодарил Потапов и помчался к билетным кассам.
Глава 14
Несмотря на внушительную сумму, данную Сегаловичу князем Раховским, ювелир так и не смог окончательно оправиться. Он открыл маленький магазинчик, не чета шикарному салону, но дела шли все хуже и хуже, и вот уже на горизонте замаячили кредиторы. Разорение и нищета подступали медленно, но неумолимо, и Зельд совсем отчаялся. После случая с Ольгой он не решался просить в долг даже у самых верных друзей и готовился к худшему. Марта, видя состояние мужа, день и ночь думала, как бы помочь, но тоже не могла ничего предложить. Если они пойдут по миру, что станет с их детьми? Марк еще учится, ему, молодому человеку, столько нужно. А Оленька? Сердце матери обливалось кровью, когда она думала о дочери. Как бы ни хотелось это признавать, девушка сошла с ума. Вот уже почти восемь лет она не спускалась даже в гостиную, не желала общаться, хотя, по мнению матери, доверительные разговоры смогли бы ее вылечить. Что же станет с ней? Неужели ее ждет больница для умалишенных? В страхе и отчаянии Марта бросалась на смятую постель и, закрывая лицо руками, давала волю рыданиям. Зельд слышал всхлипывания, подолгу стоял у двери комнаты жены, не решаясь войти – ибо что он мог сказать несчастной?
Однажды в пасмурный осенний день, когда глава семьи хмуро сидел у камина, в очередной раз думая, как уберечься от нищеты, в дверь кто-то постучал. Зельд, тяжело переваливаясь с ноги на ногу (в последнее время у него болели суставы), сам подошел к двери (все служанки были давно уволены). Он не хотел открывать, боясь, что это судебные приставы, но, на свое удивление, услышал скрипучий голос старого друга Альберта Цабеля, профессора консерватории, остряка и балагура:
– Открывай, старый черт. Жив ты или мертв – открывай, и все.
Сегалович распахнул дверь и оказался в объятиях давнего приятеля. Тот, одетый в дорогой костюм, пахнувший дорогим одеколоном, отошел на несколько шагов от Зельда, чтобы лучше его разглядеть.
– Ты переменился, старый греховодник, – буркнул он, неизвестно отчего давая Сегаловичу такое прозвище (о верности Зельда жене ходили легенды), – постарел… Да, да, да, и я не помолодел за время, пока мы не виделись, но ты… Сколько прошло с того дня, как я у вас обедал? Кстати, до сих пор вспоминаю превосходную фаршированную рыбу. Ты сказал, что Марта готовила ее сама. Между прочим, где хозяйка дома?