Сокровища короля
Шрифт:
С тяжелым сердцем она принесла в сад две чаши свежевыжатого непрозрачного яблочного сока.
Роберт смотрел на темнеющее небо, уже багровое над куполом собора, но, когда она приблизилась, перевел взгляд на нее, взгляд пытливый и задумчивый.
– Как съездил? Удачно? – Мириэл опустилась на скамью подле мужа, но на некотором удалении от него. Хоть ей и нравилось сидеть с ним в обнимку, сейчас было слишком жарко.
– Трудно сказать. Я узнал много нового, но что сулят эти новости – хорошее или плохое, – судить рано.
Мириэл вопросительно выгнула дугой брови,
– Пожалуй, расскажу позже, – добавил он. – А пока мне хочется просто посидеть спокойно, любуясь тобой.
– Я польщена. – Поскольку Роберт не принадлежал к числу тех людей, кто мог сидеть без дела, его признание удивило Мириэл. Не исключено, что возраст берет свое, подумала она, или знойный день оказался слишком изнуряющим даже для его неугомонной натуры.
– Я серьезно. Глядя на тебя, взбодрится даже самый утомленный путник.
Мириэл потупила взор и крепче сжала в руках чашу, так что от напряжения у нее побелели костяшки пальцев. Комплименты всегда приводили ее в смятение, и, когда она слышала их от Роберта, ей хотелось вопить от гнева и унижения, поскольку она знала, что не достойна его похвалы.
Он поинтересовался ее самочувствием. Мириэл потягивала яблочный сок, который ее желудок, по крайней мере, усваивал лучше, чем вино.
– Средне, – ответила она. – Желудок по-прежнему беспокоит, особенно по утрам, и мне кажется, если бы в сутках прибавилось часов, я бы только спала и спала. Надеюсь, после бури мне станет легче.
Роберт вновь впился в нее пристальным взглядом, напряг губы.
– Если не станет, – заявил он, – я прогоню лекаря, который пользует тебя сейчас, и найду другого, более сведущего.
Спустя час разразилась буря; сгустившаяся до черноты небесная синь накрыла землю преждевременной ночной мглой. Незакрытые ставни дергались на петлях или хлопали о стены домов. Дороги превратились в бурые стремнины, вода с деревянных гонтовых крыш стекала, будто с чешуи морского дракона. Кутаясь в плащи и пригибая головы, люди бежали в укрытия, а животные, которых не успели загнать под навесы, льнули друг к другу, защищаясь от ветра и дождя.
Роберт, искупавшийся и освежившийся после дороги, занимался счетами при свете канделябра. Пламя мерцало от порывов ветра, бившего в закрытые окна и проникающего в дом сквозь щели в ставнях. Гобелены на стенах колыхались, дым очага время от времени начинал клубиться, вместо того чтобы ровной струйкой подниматься в дымоход.
Мириэл сидела в своем любимом кресле, Уилл устроился у нее на коленях. Рядом лежало шитье, но она почти не притрагивалась к нему, предпочитая созерцать словно зачарованная тканый рисунок на стене на библейскую тему – изображение Ноя, готовящегося к отплытию в ковчеге, очень похожем на большой парусник. Роберт перестал считать зарубки на палочке с надрезами, обозначающими сумму долга, и обратил взгляд на жену, почти такой же давящий, как грозовой воздух. За ужином она едва притронулась к еде, под глазами темнеют круги, щеки запали. Тоскует по Кану? Возможно, хотя странно, ведь несколько лет она о нем и не вспоминала. Или все эти годы они были любовниками,
Палочка хрустнула в его пальцах. Он посмотрел на обломки и бережно положил их на стол. Он не утратит контроль – ни над собой, ни над другими. Как и клиенты, чье руно обеспечивает ему благополучное существование, Мириэл – его собственность, и он не потерпит притязаний на нее. Николас де Кан ему нравился, он ему доверял, и лучших кораблей для перевозки своей шерсти во Фландрию он не найдет. Но молодой капитан совершил предательство. Роберт опять взглянул на жену. Всепоглощающая боль любви и скорби захлестнула его, но она не выплеснулась наружу, как буря, – он не позволил. Он затаил ее в себе, стиснул у груди, словно младенца, питая ее кровью своего сердца.
Лекарь взболтал бутыль с мочой и поднял ее на свет, струящейся в окно.
Мириэл наблюдала за ним с кровати, прижимая руку к больному желудку. Ее уже трижды стошнило за утро, и она знала, что при малейшем позыве вновь кинется к помойному ведру. Она чувствовала себя изнуренной и больной. Может, она умирает, думала Мириэл. Если так, то уж скорей бы, лучше даже сегодня.
– Ну что? – спросил Роберт. – Вы можете сказать, что с моей женой, господин Эндрю, или я должен отказаться от ваших услуг?
Господин Эндрю глянул на Роберта поверх горбинки своего римского носа, казавшегося несоразмерно крупным на его лице из-за накрахмаленного полотняного колпака на голове, который он подвязал под подбородком тесемками.
– Подобные симптомы требуют тщательного изучения, – высокомерно ответил он. – Я не могу поставить диагноз, пока не соберу все необходимые данные. – Он вновь взболтал мочу в бутыли и понюхал ее. Мириэл закрыла глаза и отвернулась к стене.
– На мой взгляд, вы располагаете всеми необходимыми данными, – раздраженно сказал Роберт.
Ноздри римского носа величаво раздулись.
– Позвольте мне самому судить об этом.
– В таком случае позвольте мне указать вам на дверь и не тратить понапрасну деньги!
Господин Эндрю приосанился, выпрямился во весь рост. Он был выше Роберта почти на фут, но тощий как жердь, а Роберт был статный, крепкий и плотный, словно бык.
– Насколько можно судить без более тщательного осмотра, недомогание вашей жены вызвано беременностью, которую она переносит тяжело вследствие того, что у нее нарушено душевное равновесие, – проговорил он тоном глубоко оскорбленного человека.
Глаза Мириэл округлились.
– Что? – Она села в постели и тут же вновь ощутила тошноту. – Не говорите глупостей! – Она свесилась над помойным ведром, и последнее слово потонуло в приступе рвотных спазмов.
Лекарь дернул головой, словно цапля.
– Рвота и жидкий стул – обычное состояние женщин в первые месяцы беременности, – ледяным тоном сказал он, – Вы сказали, что в последний раз месячные у вас были больше двух месяцев назад, и это тоже один из характерных признаков. Мириэл замотала головой.