Сокровища Кряжа Подлунного
Шрифт:
Булавин пристально вгляделся в своего взволнованного собеседника. Как дорог был ему сейчас Стогов в его глубоко личном и в то же время таком человечном порыве. Но положение обязывало к бескомпромиссности, и главный научный руководитель крутогорского эксперимента, как официально именовался утвержденный Академией план создания Земного Солнца, твердо сказал:
— Я ценю, Михаил Павлович, вашу откровенность, и я готов поддержать вашу идею перед президиумом Академии. Но поймите меня правильно, сроки, установленные нам для эксперимента, очень жесткие. Мы обязаны уложиться в них. Поэтому, ни на один час не свертывая основных работ, используйте одну из законченных строительством лабораторий
— Постараюсь, — заверил, не скрывая переполнявшей его радости, Стогов.
Это были месяцы, когда Стогову, по его признанию, пришлось быть не только физиком, но и химиком, биологом, металлургом. Правда, плечом к плечу с Михаилом Павловичем, кроме Игоря, работали еще и присланные из Москвы молодые ученые. Несмотря на научную молодость, химик Волович, металлург Бурцев, биолог Карлов уже по нескольку лет каждый в своей области работали над проблемой предохранения от излучений. И вот теперь, по настоянию Булавина, их усилия объединялись в новом институте. Но все же хлопот у Стогова в те дни было много, как никогда. Пожалуй, впервые за всю свою многолетнюю научную деятельность Стогов занимался не перспективными проблемами, а чисто прикладными, сугубо практическим делом.
Хорошо запомнилось ему начало опытов. По указанию Стогова в небольшом помещении, где размещался урановый реактор старого типа с толстым слоем биологической защиты из свинца, бетона, воды, были наращены стены. Теперь небольшой кубический домик превратился в неприступный дот, окруженный бетонно-свинцовой броней. Затем специально сконструированные роботы вошли в этот дот и сняли биологическую защиту реактора.
Отныне помещение стало опасным для жизни людей, и приказом Стогова был воспрещен не только вход в него, но и пребывание по соседству с ним ближе, чем на километр.
Наблюдение и управление всем происходящим в помещении реактора осуществлялось с центрального пульта экспериментальной станции, находившейся в двух километрах от ядерной установки.
Начиная эксперименты, Стогов так формулировал задачи исследований:
— Нам необходимо создать вещество, по возможности, легкое, прочное и главное — абсолютно непроницаемое для всех видов излучений. Применяемые ныне средства биологической защиты в той или иной мере лишь уменьшают силу радиации, искомое нами вещество должно полностью устранить влияние радиации на человеческий организм.
Нам необходимо найти состав вещества, проходя через которое, радиоактивные частицы аннигилировали бы со своими антиподами, полученными в промышленных ускорителях. Следствием аннигиляции в этом случае может быть безвредное для живых организмов световое или тепловое излучение.
Шли дни, на химико-металлургическом заводе, расположенном в здании центрального пульта, изготовлялись по рецептам группы Стогова специальные сплавы. Колпаки из этих сплавов, то непроницаемо темные, то стеклянно-прозрачные, автоматическими кранами доставлялись к зданию реактора и передавались в руки послушных человеческим приказам роботов. С величайшими предосторожностями роботы вступали в опасную для всего живого зону и водружали колпак на реактор.
Установленные в помещении реактора радиометры, соединенные со щитами приборов центрального пульта, сигнализировали наблюдателям об изменении радиоактивности в исследуемом помещении.
Рождались новые рецепты, менялся химический состав защитных колпаков, но все возрастала радиоактивность в здании за бетонными стенами.
Главная сложность заключалась в том, что с величайшим трудом добытые в ускорителе античастицы немедленно аннигилировали с окружающей средой и попросту исчезали.
Перед
Стогов забыл о сне и отучил от сна товарищей, рождались все новые рецепты самых причудливых сочетаний металлов и различных сортов пластических масс, но результаты оставались прежними: радиоактивность в бетонном домике продолжала нарастать. И тогда в спорах с друзьями возникла мысль, вначале поразившая Стогова своей дерзостью и вместе с тем простотой.
Химик Волович посоветовал использовать для получения нового сорта пластмассы продукты радиоактивного распада — золу реакторов — все то, что до сих пор с величайшими предосторожностями уничтожалось…
— Будем, Михаил Павлович, по известному принципу клин клином вышибать. Эти добавки должны в корне изменить структуру наших сверхбольших молекул, — настаивал Волович.
Стояло безветренное январское утро. Клочья морозного тумана влажными хлопьями висели на ветвях деревьев, на мачтах и стрелах кранов. В это утро все участники исследовательской группы Стогова раньше обычного собрались у центрального пульта. Стогов нервно ходил возле приборной доски. Игорь и Волович разговаривали о новостях хоккейного сезона. Бурцев углубился в газету, Карлов чертил по чуть запотевшему оконному стеклу замысловатые узоры. Все старались не говорить, даже не думать о том главном, что привело их сюда раньше обычного, что то и дело покалывало в сердце: «Неужели и сегодня?…»
Скрип двери заставил вздрогнуть всех, кто был в этот час в комнате. На пороге стоял начальник химико-металлургического завода Фокин.
— Михаил Павлович, — обратился он к Стогову, — биозащитный конус из материала 25-5-22-14 доставлен на транспортную площадку.
— Благодарю, — коротко отозвался Стогов и резким щелчком включил телевизофон.
Широкий настенный экран засветился неярким голубоватым светом. Затем появилось изображение ажурной конструкции крана. В его когтистых лапах чуть покачивался прозрачный конусообразный колпак. Вот цепкие руки робота подхватили колпак и металлический носильщик скрылся в узкой щели, ведущей в бетонное убежище реактора. Бетонная дверца в ту же секунду захлопнулась. Теперь на экране открылся ощетинившийся урановыми стержнями кратер реактора. Еще мгновение, и робот опустил на атомный котел биозащитный конус.
Все внимание наблюдателей было сосредоточено на приборах, сообщающих о показаниях радиометрров, установленных в зале реактора. Стрелка на светящейся шкале застыла на жирной красной черте, свидетельствуя, что радиоактивность в помещении достигла десятков тысяч рентген. Всякий, кто вступил бы в эту радиоактивную ловушку, был бы в считанные доли секунды поражен невидимым беспощадным врагом. В таком крайнем положении стрелка радиометра находилась уже много недель.
Так прошел час, люди не спускали глаз со светящегося зловеще красным огнем диска. Стогов продолжал хмуро мерить по диагонали просторный зал. Тревожные думы теснились в эти минуты в мозгу Михаила Павловича. «Если и сегодня неудача, то… то, следовательно, нет пока сил одолеть этого страшного врага. Потрачены месяцы упорного труда сотен людей в решение этой проблемы. И если вновь неудача, то… придется начинать все сначала — слишком велика цель. Отступать нельзя.