Сокровища Кряжа Подлунного
Шрифт:
Булавин называл и многие другие нерешенные еще проблемы, трудности, стоящие на пути полного укрощения термоядерных реакций, на пути создания электростанций мощностью в миллиарды киловатт, на пути сотворения человеком своих Земных Солнц.
Теперь вопросы звучали все чаще. Виктору Васильевичу пришлось рассказать обо всем, чем жил он долгие годы. Реплики и вопросы сидевших за столом президиума свидетельствовали о том, что они во всех деталях и подробностях были осведомлены о планах Булавина, о его успехах и неудачах.
Наконец, Булавин умолк, в зале воцарилась напряженная тишина.
— И что же дальше? — с интересом спросил
— Дальше? Дальше нужно продолжать эксперименты, всемерно расширить их, — ответил Булавин.
— Согласен: продолжать, расширять. А где? — вновь быстро спросил председательствующий.
— Очевидно, в институте, — чуть пожал плечами Булавин.
— Согласен и с этим — в институте, — живо отозвался председательствующий. — Но вот где, в каком институте? — жестом остановив приготовившегося ответить Булавина, председательствующий встал, вышел из-за стола и, остановившись рядом с трибуной, заговорил, обращаясь уже ко всему залу:
— А если, товарищи, проверку теоретических расчетов и данных ограниченных лабораторных опытов, — председательствующий чуть выбросил вперед руки, — нам перенести сразу в естественные, так сказать, полевые условия, на природу?
Председательствующий, увлеченный своей идеей, заговорил горячо, убежденно:
— Пусть тепло и свет вашего, товарищ Булавин, искусственного Солнца согреют нам хотя бы один квадратный метр почвы, вырастят хотя бы один колос, один цветок. Пусть хотя бы на одном квадратном метре земли будет уголок, независимый от капризов естественного солнца, пусть человек создаст хотя бы крохотный, но собственный, им порожденный мир. Мне кажется, что вы уже сейчас в состоянии это сделать, а такая скромная частная, на первый взгляд, удача, не явится ли она лучшим доказательством вашей правоты, не окрылит ли она вас на достижение новых, более весомых успехов…
Заражаясь взволнованностью и убежденностью председательствующего, Булавин, вначале смутившийся и не знавший, что ему делать: сойти ли с трибуны или продолжать оставаться на ней, быстро произнес:
— Мы — ученые давно мечтали о такой проверке, как вы говорите, на природе, но где, где можно осуществить такую проверку?
— Где? — переспросил председательствующий. И в свойственной ему быстрой и энергичной манере ответил:
— В Сибири! Только в Сибири, товарищ Булавин.
Тогда один из сидевших за столом президиума повернулся к председательствующему и, как бы проверяя свои мысли, негромко произнес:
— Если подумать в этом плане о Крутогорье?
Почувствовав по одобрительным кивкам, что высказал общую мысль, он поднялся и заговорил:
— Недавно мы получили ходатайство Крутогорского обкома партии, товарищи просят усилить работы по изучению области, ускорить ее развитие. А дело это — стоящее. Крутогорье, как уверяют геологи, — удивительная кладовая природных богатств Расположен этот район в Северной Сибири, почти у Полярного круга. Ясно, что в тепле Крутогорье нуждается сильнее многих других областей страны. Крутогорская земля, если ее отогреть, дать ей те миллиарды киловатт энергии, о которых говорил здесь товарищ Булавин, вознаградит нас такими дарами, таким обилием металлов, химических продуктов, что перед ними все древние сказки померкнут.
Сторонник Крутогорья умолк. Наступила короткая пауза.
— Вот там, в Крутогорье, и надо открыть филиал института Булавина, — заговорил опять председательствующий, все
Председательствующий сделал паузу и закончил решительно:
— Словом, пусть Крутогорье станет новым обширным плацдармом, а институт ядерных проблем — главным опорным пунктом нашего коммунистического, подчеркиваю, коммунистического наступления на недра, на климат, на самую природу Сибири.
Он сделал паузу и пояснил:
— До сих пор мы стремились с максимальной полнотой использовать богатства сибирских недр, ныне, в преддверии коммунизма, мы стремимся уже переделать, изменить весь комплекс природных факторов Сибири, явить всей земле могущество свободного человека!..
— Вот так-то, дорогой Михаил Павлович, явить всему миру, всей земле могущество свободного человека. Такую задачу поставили перед нами в Центральном Комитете партии, — закончил свой рассказ Булавин.
О совещании в ЦК Стогов уже читал в газетах, кое-что успел рассказать об этом Игорь, передавая институтские новости. Но сейчас, слушая Булавина, Стогов вновь вместе с ним пережил это подлинно историческое событие. Как и Булавин, Стогов был горд и счастлив от сознания беспримерности плана, намеченного в ЦК. Экспериментов такого размаха, с такими титаническими целями наука еще не знала. Стогов был человеком науки и не мог не восхищаться величием этой научной задачи.
— Да, планы исполинские! — воскликнул он.
— Вам и осуществлять их, — лукаво прищурился Булавин.
— Мне?
— Именно вам!
— Но…
— Дело в том, — мягко перебил его Булавин, — что после совещания, в рабочем порядке заговорили о человеке, который мог бы возглавить институт, и президент Академии, не задумываясь, назвал ваше имя, и оно встретило сочувствие.
— Да… Но, — Стогов явно растерялся, не зная, что и ответить. Самые противоречивые мысли роились в мозгу. Он не мог не признаться себе, что ему было приятно столь высокое назначение, но в то же время он понимал, что на некоторое время придется расстаться с привычной лабораторией, заняться множеством очень интересных, важных, но чисто прикладных проблем.
А Булавин, круша все возражения, уверенно басил:
— Дело беспримерное, труднейшее, но вам, Михаил Павлович, это как раз по плечу…
Глава вторая
В КРАЮ ДАЛЕКОМ
Под крылом стратоплана стремительно убегала назад непроницаемая белесо-синяя пелена облаков. А как хотелось раздвинуть эту пелену и хотя бы на мгновение увидеть безбрежные просторы, над которыми стремительно мчался серебристый сигарообразный воздушный гигант. Но не много разглядишь с двадцатикилометровой высоты, да и глаз человеческий плохо приспособлен для созерцания предметов, удаляющихся со скоростью километра в секунду.