Сокровища Валькирии: Звёздные раны
Шрифт:
— Там что-то строят?
— Разумеется! Сейчас начали метро…
— Метро?!
— Это так называют. Пока лишь пешеходные галереи, соединяющие дома, магазины. Подземные улицы! Десять месяцев зима и четыре — полярная ночь. Согласитесь, на поверхности земли очень неуютно…
— Контракт нужно подписать сейчас?
— Не контракт — всего лишь заполнить анкету, — уточнила фотомодель. — И вылет в Белый Город через два с половиной часа.
Опарин допил кофе, хотел попросить пару часов, чтобы обдумать, проанализировать всё услышанное, однако глянул за барьер, где изнывали от бесцельности существования люди, и
10
Того, что произошло в буровой партии на горно-алтайском участке, Зимогор ждал, только не сейчас, когда до проектной глубины осталось четырнадцать метров, а ещё раньше — в мае — июне. Вторая командировка в Манорайскую котловину выпала ему ровно через месяц после первой, и поехал он, можно сказать, по собственной инициативе, если не считать просьбы недавно назначенного главным геологом старика Менухова. Олег сразу же понял, что старика принудил к тому Иван Крутой. Аквилонов тогда не решился лично посылать Зимогора в Горный Алтай, поручил сделать это Менухову, человеку пожилому и болезненному, зная, что, несмотря на обиду, Олег не откажет своему преемнику. Менухов уже трижды был главным, но всякий раз недолго, поскольку начальник экспедиции много лет попросту затыкал им дыру, если она образовывалась. Об этом все знали и откровенно жалели старика.
Они все думали, что Зимогор станет ломаться, качать права, а он рвался в Манораю, бредя по ночам именем Лаксаны.
Конырев ещё тогда начал проситься с Зимогором на Алтай и даже обиделся, когда получил отказ, мол, нет допуска на секретный объект, где есть своя, внутренняя охрана.
— На хрен мне твой секретный объект! — кричал он по телефону. — На природу хочу! Да я этот объект в гробу видал! Мне бы на земле голой задницей посидеть, в чистую воду по колено забрести и рожу умыть! Ну если так надо, сделаю я допуск! Хоть в спальню жены президента!
— Я еду буквально на пару дней, — выкручивался Олег, не желая брать балласт. — И сразу назад. Давай съездим на природу отдельно? Плати за билеты и хоть куда!
— Не хочу я хоть куда! Хочу с тобой на Алтай! В Манораю!
— Да там грязная зона!
— Хочу именно в то место, куда ступени падают! Потому что я знаю, что такое земное притяжение!
И не поехал только потому, что конкуренты спалили у него сразу две заправки в Московской области, и вместо Алтая он взял своих бандитов и поехал на разборки.
А причина той командировки была неожиданная и весьма острая: через несколько дней работы в Манорае вдруг из партии побежали специалисты. Мало того, из отделения охраны в первый же день дезертировал солдат срочной службы, которого поймали в Барнауле и посадили пока на гауптвахту, но скоро перевели в госпиталь с острой и странной формой аллергической реакции: в организме произошли необратимые гормональные изменения. Все пятеро уволившихся ссылались на произвол, самоуправство и самодурство начальника партии, которая была самостоятельным подразделением в экспедиции, и Ячменный имел право принимать на работу и увольнять. А солдат жаловался на притеснения со стороны старослужащих и никак не хотел возвращаться назад под командование лейтенанта Перцева. Так вот бывший капитан не моргнув глазом уволил единственного профессионального компьютерщика, отданного ему в партию самим Аквилоновым вместе с экспериментальным станком, горного мастера и своего заместителя по технике и транспорту. Старший буровой мастер Кулик и завхоз Балкин, видимо, оказавшись похитрее, попали на больничные койки — оба с тем же диагнозом, что и солдат из охраны. А трое просто дали дёру по непонятным причинам, и главное — не явились домой.
Тогда этот случай назвали «утечкой мозгов» и кинули Зимогора на разборки.
Начальник партии назначил уже себе зама из молодых специалистов. Гнутого сделал старшим буровым мастером, принял завхозом местного бандита по кличке Циклоп — в общем, распорядился скоро и лихо. И хоть прогибался перед экспедиционным начальством (Ячменный воспринимал его как главного геолога, незаслуженно обиженного), хоть и щёлкал каблуками, однако твердил своё:
— Да жидкие они оказались, Олег Павлович. Вы бы тоже с ними в разведку не пошли. Надо организовывать работы, а у них не понос, так золотуха.
Уже тогда он что-то скрывал, недоговаривал…
И сейчас, после аварии, не захотел говорить правды и поманежить его, подержать в неведении было за что: как бы он ни оправдывался, какие бы аргументы ни приводил, налицо примитивная халатность, повлекшая за собой крупный материальный ущерб, даже если в самом деле кто-то всемогущий помог сделать аварию на скважине и подменил керн. Срок и «алименты» до скончания века ему обеспечены. Стоит лишь написать докладную Аквилонову, а копию — Ангелу, и дело пойдёт в прокуратуру: Иван Крутой не моргнув глазом сдаст начальника партии на волю заказчика, или придётся отвечать самому, а на старости лет такой позор уже не пережить…
Но Зимогор, пожалуй, единственный мог поверить Ячменному на слово и подтвердить, что всё так и было — сбои электроники на буровом станке, странная авария, подмена керна — предмета, ради которого, собственно, и бурилась скважина. Оставался лишь один неясный эпизод — когда и как подменили?
— Слушай меня внимательно, — проговорил он медленно и гипнотически. — Я смогу выручить тебя при условии, что услышу полную правду. А ты до сих пор темнишь, каким образом злоумышленники произвели манипуляцию с керном. Ты уже извертелся, искрутился, а причины никак не хочешь назвать. Или не можешь? Слово дал?
— Что я не могу? Говорю, что знаю, — он мотнул головой, запыхтел в сторону. — Спирт подбросили эти… Да кто их знает! Местные жители, приезжие…
— Ты же сказал, местные не могли?
Начальник партии скорчился, словно от боли в животе, сказал покаянно:
— Да что теперь… Не скроешь… Сошлись, съехались с разных концов, на праздник… Как-то называется…
— Радение.
— Вроде так… Но они же не могли подменить керн!
— С чего ты взял, что его подменили?
— Да говорю же, подменили! Сами подумайте: есть смысл себя оговаривать?
— Действительно, а какой смысл? — Зимогор посветил в лицо Ячменному. — Хоть я и не следователь, но тут и дураку ясно, что в хранилище никто не проникал: замки и печать целые, ни подкопа, ни пролома. Часовые бдят, и, надеюсь, неподкупны. Даже если и купили — вагончик этот на глазах стоит, а чтобы подменить весь керн в такой темноте — нужны сутки, если не больше. А подмену ты обнаружил раньше, чем ящик со спиртом, так что беспробудная пьянка исключена. Или нет? Или до того была ещё алкогольная посылка?