Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти
Шрифт:
— Эта гора называется иначе! — уже в который раз Джейсон ощутил неясный толчок в душе от слов Густава. — Почему ты назвал её — Астра?
— Видите ли, сэр, астрофизический комплекс не случайно построен на этой горе, — мягко возразил Кальт. — Она ниже других, и не такая заметная, но с неё лучше, чем откуда-либо видны звёзды и планеты Вселенной. Здесь менее важна высота, чем угол зрения.
— Ты ещё и звездочёт, Густав?
— Я просто любопытный человек, сэр.
— Об Астре тебе тоже рассказал тот старый серб?
— Вы проницательны, сэр, — голубыми глазами улыбнулся врач. — Именно он рассказал мне историю горы.
— Этот серб — ходячий справочник, энциклопедия по истории Боснии?
— Нет, он просто старый человек. Очень старый и любознательный. К тому же имеет отличную память. Астра — гора, с которой древние астрологи и славянские волхвы наблюдали
— Густав, хватит тебе оперировать вросшие ногти на солдатских ногах и уничтожать сухие мозоли, — после паузы проговорил Джейсон. — Из тебя бы получился неплохой батальонный священник.
— Спасибо, сэр, но я на своём месте, потому что боль солдатских ног всегда достаёт душу. Спросите об этом у пехотинцев.
— Я знаю, сам испытал, — признался Джейсон. — А ты не сочиняешь, эскулап?
— Да, я мог бы сочинить о горе, где расположена обсерватория. Однако, думаю, явления, происходящие на Сатве, придуманы не мной. И вы, сэр, испытали их сами, как испытывали когда-то боль в ногах от сухих мозолей.
— Когда же был построен астрофизический комплекс? Об этом помнит твой старый серб?
— Разумеется, сэр. Новый построили в шестьдесят первом году, а до него здесь стояла просто высокая башня, которая называлась по-сербски Белая Вежа. Отсюда и современное название горы. Башня разрушилась от времени, и тогда выстроили две обсерватории. А раньше древние астрологи поднимались на Белую Вежу и наблюдали космические тела, планеты и звёзды. Они предсказывали судьбу людям, землям и целым народам. И всё время ждали, когда воссияет новая звезда, чтобы выйти в дорогу и первыми поклониться Второму Пришествию Младенца. Поклониться и попросить его не вершить на земле Страшного Суда, поскольку они, первопоклонники, готовы принять на себя все грехи человечества. Известно же, все зрячие всегда имеют три преимущества перед слепыми — первыми увидеть звезду, первыми поклониться Господу и первыми пойти на Голгофу.
Слушая его, Дениз вновь ощутил то состояние, что испытал в детстве, когда бежал по анфиладе, погружаясь из одного пространства в другое, более пугающее неизвестностью. В протестующей душе медленно вызрело отторжение, он не хотел открывать следующие двери, потому что боялся увидеть там тускло-золотой блеск маятника, от которого жизнь делалась пустой и короткой.
— Всё! Молчи, Густав! — неожиданно для себя крикнул он и вскочил. — Уходи! И больше ко мне не смей приближаться!
— Я не виноват, сэр, — со своей отвратительной холодностью сказал доктор. — Вы сами пришли ко мне. Разве не так?
Джейсон сбежал со склона горы вниз, заскочил на броню и приказал водителю ехать в штаб. Беготня и неразбериха в зоне позволили ему незаметно исчезнуть, и лишь спустя несколько часов сержант Макнил доложил, что всё это время его спрашивал и искал призрачный человек Барлетт-Бейлесс, и, не найдя, велел передать приказ — письменно объяснить, где и по какой причине находился он в период ликвидации последствий катастрофы. Кажется, новый шеф намеревался держать Дениза под жёстким контролем…
Вместо объяснений он сел писать письмо родителям в Сан-Франциско, извёл кучу бумаги, но никак не мог выразить то, что хотел. И лишь когда после обычного приветствия сразу же написал вопрос — целы ли напольные часы с маятником в тупиковой комнате анфилады, — понял, что ради этого и сел сочинять письмо. В таком виде его и отправил, даже не подумав, как мать отнесётся к этому. Однако письмо не помогло ему вернуться в нормальное, привычное состояние духа. Джейсон побродил по пустому ночному штабу и ощутил приступ голода. Дежурный повар по телефонному звонку принёс ему ужин в походных мисках-термосах, и Дениз с жадностью съел всё, даже десерт в виде кремовых палочек на ананасном соке, который обычно использовал для самодельного коктейля из джина, водки и тоника. Сейчас он не стал ничего смешивать, хотелось чистого, натурального продукта: горького, сладкого, кислого, — по отдельности. Джейсон выпил сначала полстакана водки, потом столько же терпкого, со смолистым вкусом, джина, запил водой и всё равно не успокоился.
И тут на счастье — пожалуй, впервые за всё время! — влетел сержант Макнил и принёс весть: средь бела дня русские из десантного батальона напали на пост возле городка команды учёных, избили пехотинца, отняли у него боеприпасы и отпустили, пригрозив расправиться со всеми американцами. И теперь командир диверсионно-разведывательного взвода принял решение наведаться в гости к русским и просил подполковника Дениза закрыть на это глаза, обязуясь отработать чисто. В тот же миг Джейсон понял, чего ему не хватает, чтобы избавиться от навязчивых чувств, возникших утром в зоне — драки! Хорошей, лихой драки, когда под кулаком хрустят рёбра и переносицы, когда вся энергия души и разума вкладывается в способность нанести удар противнику, самому при этом оставаясь недосягаемым и неуязвимым. В офицерской школе морской пехоты рукопашные бои с полным контактом устраивались чуть ли не ежедневно, ходили взвод на взвод, и с самой первой потасовки Джейсон избрал себе за правило — заранее определить, выбрать противника и как бы ни сложилось — победить именно его. При этом всегда выбирал парня крупнее себя, чаще ниггера, чувствуя в нём атавизм природной диковатой силы и изворотливости. А чёрные ребята в школе считали его расистом. И вот однажды, высмотрев себе соперника, он понёсся к нему сквозь дерущуюся толпу, неся кулак, как драгоценную ношу, насыщенную энергией, подобной шаровой молнии. Ниггер почувствовал это — услышал свой сигнал! — и попытался уйти, заслониться дерущимися фигурами, а потом руками. Ещё не вступив в поединок, он умер, и удар Дениза лишь довершил дело. Схватка в тот же миг была остановлена. Когда медик подбежал к парню, тот уже вытянулся и раскис, оставшись лежать мёртвой тряпкой.
От тюрьмы Джейсона тогда спасла медицинская экспертиза, установившая, что смерть наступила не от удара в лоб, а от разрыва сердечной стенки, проще говоря, от инфаркта. Ниггеры пообещали отомстить ему, говорили, что жить Денизу осталось до первых учений в обстановке, приближённой к боевой, где использовались настоящие патроны и гранаты, однако никто из них так и не посмел за всю учёбу тронуть его пальцем, хотя ситуаций для расправы было предостаточно. Возможно, потомки африканских племён, живущих ещё недавно среди дикой природы, и впрямь сохранили слух и зрение, о которых толковал ему врач Густав Кальт.
Русские охраняли центр связи и стояли всего в нескольких километрах от места дислокации батальона Дениза, поэтому он выехал за полчаса до назначенного времени, взяв лишь сержанта Макнила, чтобы не создавать ажиотажа вокруг предстоящей драки и исключить утечку информации. За подобные вещи в Объединённом штабе спрашивали строго, опасаясь больше всего вездесущих журналистов. Обычно такие эксцессы приходилось камуфлировать под специальную подготовку миротворческих сил, плановые учения, отработку действий спецподразделений ООН в особых условиях.
Поехали на бронеавтомобиле, прихватив с собой только трассирующие боеприпасы и осветительные снаряды для салюта. Диверсионно-разведывательный взвод ещё не прибыл к месту сражения, и потому Дениз с потушенными фарами пробрался поближе к окраине деревни и встал, спрятав машину между кошарами. В ночную оптику — а она была превосходной на разведочной бронемашине — он озирал объект охраны русских и отмечал полную их бесшабашность. Мёрзнущие на ветру патрули уныло хлюпали по грязи на размокшей улице, часовые явно дремали, завернувшись в брезент, мёртвыми казались коробки БТРов; полусонное это войско выглядело жалко и вызывало чувство омерзения, как облезлая бродячая собака. Эти несчастные парни только назывались десантниками, поскольку Дениз отлично знал уровень подготовки войск в современной России. Они парашюты видели раза три, не больше, когда их обучали укладке перед первым и наверняка последним прыжком. Недокормленные, они тянулись вверх, и даже неплохой армейский харч, получаемый через ООН, никак не мог добавить им стати и крепости. Прежде чем обряжать их в форму и давать оружие, следовало бы отправить этих парней в санаторий с постельным режимом, и только потом на военные полигоны. Один совсем тощий и длинный солдатик приблизился к бронеавтомобилю почти вплотную, и Дениз дал команду сержанту быть наготове, чтобы отъехать назад, но парень ничего не заметил, хотя смотрел прямо перед собой. Он стоял, ссутулившись, и что-то бормотал, то и дело поддёргивая автоматный ремень на узком плече. На какой-то миг Джейсону почудилось, будто он молится! И что-то знакомое послышалось в его словах, по крайней мере, в их звучании. Осторожно высунувшись из люка, Дениз прислушался к его речи и внезапно понял — солдатик читал стихи.