Сокровище старой девы
Шрифт:
Гутя почесала Мячика за ушком, а тот в благодарность ухитрился и лизнул ее прямо в щеку. Вот и думай – неужели эти мохнатые твари так хорошо разбираются в наших чувствах? Ведь даже люди далеко не всегда друг друга понимают. Во всяком случае, Аллочка, сестрица родная, точно не соображает, что у Гути сейчас такой интересный разговор случился, вон как несется! Еще и щеки раздула, как паруса, как пить дать обиделась, наверняка не втиснулась в отведенные сто рублей…
– Ну и чего ты здесь прохлаждаешься? – налетела на Гутю Аллочка, едва та отошла от скамейки. – Я, главное, набрала для нее целый поднос!
– Ну что ж, что-то такое я и представляла, – вздохнула Гутя, но, поразмыслив, что сейчас можно посидеть за столиком и поговорить, добавила: – Ладно, пойдем доедать мои блинчики.
– Да блинчики-то я уже доела, ты расплатись иди!
– Понятно… – буркнула Гутя. Хорошее настроение стало медленно ее покидать. – Пойдем хоть кофе выпьем. Мне тебе нужно кое-что рассказать.
Конечно, Гуте не терпелось рассказать Аллочке про странную квартиру. И про Геннадия Архиповича, потому что она ни минуты не сомневалась в том, что вместе с неизвестной Ульяной на Никитина, сто четырнадцать в квартире двадцать восемь проживал именно он. Пришлось вернуться в кафе, расплатиться, забрать паспорт и заказать кофе – на ходу про такие вещи говорить не хотелось.
Аллочка выслушала сестру, но соглашаться с ней не спешила.
– Ну и почему ты решила, что это был непременно он? – возмущалась она. – Ты сама-то подумай, что говоришь! Наш Дон Кихот говорил, что встретил Геннадия в том подъезде, так? Значит, они уже были знакомы, то есть Гена был уже в клубе. А в клуб он пришел совсем холостой! Ну ты же сама говорила – хо-лос-той! А тут вдруг вместе с ним какая-то Ульяна оказалась, да не одна, а с приплодом!
– Не с приплодом, а с обыкновенным ребенком! Учу, учу тебя, а лексикон у вас, Февралина Власовна, как у портового грузчика! – не выдержала Гутя и задумчиво добавила: – Зеваев твой, Геннадий Архипович, мог написать в анкете что угодно – бумага все стерпит.
– Мог! – звучно тянула кофе Аллочка. – Но в это время он уже ухаживал за мной! Он мне дарил цветы, простаивал под моим окном все ночи напролет, а днями думал только…
– Ну хватит кривляться! – снова не выдержала Гутя. – Какие там ночи напролет? Вы с ним встречались три раза в неделю! И сидел он у тебя только до одиннадцати.
– Правильно! А потому что позднее – это уже для девушки неприлично! Я бы, конечно, плюнула на все эти приличия, но ты не помнишь, кто мне говорил: «Он что, ночевать здесь остается?» Это, между прочим, ты го…
– А как звали его жену, которая уехала на Украину? – на полуслове оборвала сестру Гутя.
Та сразу надулась.
– Никак ее не звали… – Но потом она подумала немного и призналась: – Розой! Тоже мне, царица полей – кукуруза!
– Роза? – переспросила Гутя. – Значит, не Ульяна… Ладно, Аллочка, сами поели, пойдем домой, надо и Варьку с Фомой кормить, а мы еще даже ничего на ужин не купили… Куда ты опять к прилавку? Домой, я сказала!
Глава 3
Самцы прилетели
Дома, несмотря на относительно раннее время, уже были и Варька, и Фома. Оказалось, что Фома делал серьезную операцию, как он и предупреждал, а в такие дни он уходил домой пораньше. А Варька покинула свой кабинет по собственной инициативе, потому что не могла находиться там более, так как ее распирало от новостей.
Они уже удачно пообедали дежурными пельменями, и теперь Фома носился по комнате, нервно прижимая к себе кота, и звучно гордился успешной операцией, не забывая поносить на все лады любимую тещу.
– Нет, ну какой я ей шовчик сделал! Паутинка! Красотища! Через месяц она сама его не найдет! Просто – чмок! – целовал он Матвея в недовольную морду. – Кстати, Гутиэра Власовна, сколько раз я просил, чтобы вы не отправляли никого ко мне на прием по так называемому блату?! Я уже устал повторять: я не пластический хирург! И не собираюсь удалять морщины даже вашим ближайшим знакомым!
– Даже мне не удалишь? – грозно стала надвигаться на него Аллочка.
– Аллочка! Я тебе могу только рот зашить! – не испугался Фома.
Гутя ничего не понимала. А тут еще Варька перебивала супруга и несла откровенную чушь.
– Ну, мамочка! Ну и сюрприз! Вот уж не думала, что ты можешь сохранить такое в тайне. Это специально, чтобы Аллочку утешить, да? Аллочка, а ты знала? Вижу, вижу, знала! – подпрыгивала девушка и по-детски хлопала в ладоши. – Представляю, что завтра будет! Наши дамы просто передерутся, просто вот так возьмут и передерутся!
– Нет, вы мне, Гутиэра Власовна, все же пообещайте! – снова влезал Фома. – Матвей! Муркни своей хозяйке, чтобы пообещала!
Гутя не выдержала такого агрессивного восторга. Если радоваться, то всем и хотя бы знать, по какому поводу. В последнее время поводов было не густо.
– Фома! Отстань от бедного Матвея, – приказала она. – И расскажи, по какому поводу тебя прямо раздувает всего!
– Ну а как же! А как же! – вытаращился Фома. – Я же сегодня не операцию провел, а конфетку! Но об этом после, я удивительно скромен. Вы лучше мне скажите, Гутиэра Власовна, доколе? До каких пор от вас будут приходить ко мне посланцы? Сегодня – пожалуйста, заявилась видная дама и попросила… нет, она не просила, она требовала! Чтобы я сделал ей круговую подтяжку лица! Сначала я корректно ей объяснил, что у меня иной фронт работ, но она меня вывела из себя! Она стала на всю больницу верещать, что я ей должен утянуть эти метры кожи, потому что пришла по знакомству! От вас! Гутиэра Власовна, кого вы ко мне послали?! А самое главное – зачем? Зачем вы это делаете? Вы хотите испортить мне карьеру? Вам надоела наша зарплата?
Варька вдруг поняла, о ком идет речь, она тихонько подошла к мужу и ласково положила ему ладошку на рот.
– Иначе он так и будет пыхтеть целые сутки, – пояснила она матери. – Фомочка, это к тебе Виктория Даниловна приходила, зуб даю, она уже давненько тебя выслеживает. Ей не делают подтяжку, потому что так часто нельзя кожу тянуть, а она решила обходным маневром. Но это уже неважно. Мамочка! Ты лучше расскажи, где ты откопала таких красавцев?
Для Гути сегодня был просто день открытий. Она даже постаралась не слишком удивляться, медленно села на диванчик и осторожно проговорила: