Сокровище
Шрифт:
Марина покосилась на Виктора; но даже он, этот сухой и бесцветный человек, с трудом сдерживал счастливую улыбку. Положительно, кофе доминиканцев обладал чудодейственным эффектом; Марине тут же захотелось узнать рецепт, но, прежде чем она успела открыть рот, заговорил Виктор.
– Отец Иакинф! Есть ли хоть один шанс, что она уцелела?
– Очень призрачный шанс, - не стал обнадеживать монах.
– Тем не менее, - не отступал Виктор.
– В жизни всегда есть место чуду, которое являет нам Всевышний, - доминиканец осенил себя крестным знамением. – В тридцать восьмом году девятнадцатилетняя
– Кто это может быть? – спросил Виктор.
– В те годы старостой церкви была одна женщина. Она очень переживала из-за разорения храма. Сама она давно умерла, но ее сын… Время от времени он приносит некоторые старинные вещи, которые когда-то раньше принадлежали приходу.
– Вы знаете его адрес?
Монах взял клочок бумаги, черкнул на нем пару строк и передал Виктору.
– Спасибо, отец Иакинф!
Виктор встал. За ним поднялась и Марина.
– У меня – еще один вопрос. Как вы варите этот чудесный кофе?
– Вам понравилось? – заулыбался монах.
– Это было… Чертовски вкусно!
Марина поздно спохватилась, что ее слова могли прозвучать двусмысленно и даже, учитывая место, где они были сказаны, кощунственно; но ни доминиканец, ни Виктор не подали виду, будто заметили ее оплошность.
– Наш рецепт – кенийские зерна. Урожай – собранный исключительно в нечетные годы. Зерна нужно обжарить. На открытом огне. Очень большом огне. Затем – помолоть. Дважды. Первый раз – крупно, и оставить на сутки. Второй раз – мелко. Добавить немного корицы. Измельченного сушеного базилика. И – наш секретный ингредиент.
– Какой?
Отец Иакинф лукаво улыбнулся.
– Секретный. У ордена доминиканцев – свои тайны. Эту мы храним с шестнадцатого века.
– Спасибо! – сказала Марина, и они с Виктором вышли.
Марина и Виктор подошли к машине. Виктор вдруг усмехнулся.
– Шестнадцатый век… Подозреваю, их секретный ингредиент – это толченые листья коки.
– Из которых делают кокаин? – удивилась Марина.
– И кока-колу, - подтвердил Виктор. – Вспомните, как завоевывали Латинскую Америку. Первыми шли конквистадоры – бедные и очень воинственные испанские и португальские дворяне. За ними – иезуиты. Зорко следили, чтобы конквистадоры исправно отправляли золото в королевскую казну. А следом – доминиканцы. Смиренные отцы-проповедники, несущие дикарям Слово Божие. Думаю, с тех пор это и пошло.
– Понятно, - кивнула Марина. – Значит, мне этот рецепт не подходит. Где я буду брать листья коки?
39.
Месье Жан пребывал в определенном замешательстве. Он получил СМС от Лизы, но никак не мог вспомнить, что это за Лиза. Вор достал из кармана жилета крошечный блокнотик, углы которого были украшены филигранной чеканкой по серебру, и открыл на букву «Л».
В списке значились четыре Лизы. Против каждой стояла пометка. «1. – громко кричит в постели. 2. – толстые
Месье Жан совершенно не хотел угодить на номер третий; это был самый нежелательный вариант. Следующим в списке шел номер первый; то, что девушка кричит в постели, – само по себе неплохо, но если он сделал пометку и даже употребил слово «громко» - неспроста. Значит, барышня действительно ревела почище тепловозного гудка. Номер второй не вызывал резко отрицательных эмоций; толстые колени – не самая большая беда на белом свете. Номер четыре – интриговал, манил и покорял. В градации месье Жана «Жозефина» означала высшую степень женской красоты; зрелой и уверенной в себе, между тридцатью и сорока годами. Если же красавице тридцать еще не исполнилось, она проходила по разряду «Жозефиночки».
Проблема заключалась в том, что вор никак не мог вспомнить, какой именно Лизе принадлежал телефонный номер, с которого пришла СМС-ка. Но все-таки человеку свойственно верить в лучшее; поэтому, отправляя ответ, он думал о «Жозефиночке», а от мадемуазель «разные уши» собирался сбежать, едва поздоровавшись.
40.
– Откуда я знаю, что вам можно верить?
Старик стоял на пороге, преграждая вход в квартиру. На вид ему было лет восемьдесят; красные слезящиеся глаза, плохо выбритые щеки и шея, больная кожа и неестественная худоба говорили о том, что жил он один, и ухаживать за ним было некому.
Марина достала университетское удостоверение.
– Посмотрите, Николай Теодорович! Я – ученый. Историк.
Старик презрительно поджал губы.
– А мне-то что?
Виктор мягко отстранил Марину.
– Скажите, вы доверяете отцу Иакинфу? Его рекомендации будет достаточно?
– Конечно. Он – мой духовник.
Виктор показал листок, который ему дал доминиканец.
– Узнаете? Это – его рука. Если хотите, можете позвонить, - Виктор достал мобильный и протянул старику.
Старик взял листок и, держа на отлете, посмотрел на почерк.
– Да. Его, - сказал он, возвращая листок. – Проходите!
Марина и Виктор вошли в квартиру. Марину неприятно поразили прогнившие полы, отсыревшие стены с отслаивающимися обоями и почерневший облупившийся потолок. Но еще более был неприятен стойкий запах запустения и тлена.
Старик привел их в комнату; на незастеленной кровати валялось скомканное грязное белье; на табуретке рядом с изголовьем – стоял помутневший стакан с водой, и лежали вповалку пузырьки с таблетками.
– Мы хотели бы увидеть Мальтийскую Библию, - сказал Виктор.
На лице старика отразилось сомнение.
– Поверьте, наши помыслы чисты, - поспешила добавить Марина.
– Надеюсь, - проскрипел старик.
Он поднял подушку с засаленной наволочкой; на кровати лежала Библия. Одного взгляда Марине было достаточно, чтобы понять: та самая! Переплет, конечно, потускнел и из некогда алого превратился в бурый; как запекшаяся кровь; но серебро в форме мальтийского креста кое-где еще проступало на обложке. Марина посмотрела на Виктора и отметила, что он тоже понял: это – она!