Сокровище
Шрифт:
Виктор достал мобильный.
Марина поняла, что про истинную цель группы поиска она не услышит. Во всяком случае, сейчас. Хорошо. Может, чуть позже.
Но был еще вопрос, на который она хотела получить ответ. И Марина спросила.
– Вас правда зовут Виктор?
– Вы называете меня Виктор. Я откликаюсь.
– Значит, нет?
– Почему вы спрашиваете?
– Меня интересует ваша история, - Марина поняла, как это прозвучало, поэтому вовремя спохватилась. – Вы только поймите меня правильно. Меня – вообще интересуют истории.
– Я позвоню командору, - ответил
33.
Прозвучал сигнал. Валентин поднял глаза.
– Идентификация завершена! – громко сказал он, но этого и не требовалось: командор глыбой навис над пультом и уставился на экран.
Валентин вывел фотографию Сильвера.
– Это… - начал Валентин, но командор перебил.
– Помню! Петр Сергеевич Силантьев, криминальный авторитет по кличке «Сильвер». Дальше!
Валентин подвел курсор к Юзефу.
– А это – Юзеф Гроховский, иезуит. Священник из прихода святой Терезы Младенца Иисуса, что в Павлодаре, - Валентин заметил непонимающий взгляд командора и пояснил. – Павлодар – это в Казахстане.
– Что иезуит из Казахстана может делать в Санкт-Петербурге? – спросил Габриэль.
Валентин пожал плечами.
– Судя по данным авиакомпании, он прилетел в город неделю назад.
– Ладно, - командор махнул рукой. – А этот? – он показал на Мануэля.
– К сожалению, про него нет никаких сведений. Зато мы знаем, кто он, - Валентин перешел к Скворцову. – Скворцов, Олег Константинович, работает на олигарха Бориса Виноградова, - Валентин щелкнул мышкой, и на экране появилась фотография Виноградова. – Прилетел на экономический форум и до сих пор находится здесь.
– Российский олигарх? – удивился Габриэль. – А ему-то что нужно? Из его денег можно построить лабиринт, откуда он не выберется до конца жизни.
– Про него – не знаю, - признался Валентин. – По крайней мере, теперь ясно: против нас играют Сильвер, люди Виноградова и… Иезуиты!
Последние почему-то пугали Валентина больше всего.
34.
Невский проспект, дом 32-34.
Марина и Виктор стояли на тротуаре, у самой проезжей части. Прямо перед ними, чуть в глубине, оперевшись двумя широкими арками на соседние дома, стоял храм святой Екатерины Александрийской; хотя правильнее было бы его называть единственной в России малой базиликой: почетным титулом, дарованным в 2013-ом году Конгрегацией богослужения и дисциплины таинств.
Фасад базилики, обращенный к Невскому проспекту, имел вид портала; полукруглая арка опиралась на две колонны; на высоком парапете, опоясывавшем крышу, стояли скульптуры четырех апостолов-евангелистов, и два ангела в центре держали крест; надпись на фронтоне гласила: «Domus Mea, Domus orationis», что в переводе с латыни означало: «Дом Мой – Дом молитвы».
Издалека фасад не выглядел таким уж большим; но по мере приближения Марина начала осознавать всю его монументальность; это были самые настоящие врата, отделявшие суету бренного мира, топчущегося снаружи, от торжественного покоя, царящего внутри, где в огромном вытянутом нефе, крестообразно
Марина помнила, что создателем этой дивной базилики был архитектор Трезини; но не тот знаменитый Доменико Трезини, построивший Петропавловский собор, усыпальницу русских императоров, что в Петропавловской крепости на Заячьем острове; а другой, его дальний родственник, Пьетро Антонио Трезини.
Марина и Виктор направлялись к базилике, как вдруг дверь центрального входа отворилась, и из здания вышел молодой стройный монах в хабите, традиционном одеянии доминиканцев: белая туника, белый скапулярий и белая пелерина с капюшоном. Монах подошел и поздоровался.
– Добрый день! Я – отец Иакинф. Мне позвонил монсеньер кардинал Рикетти из Рима. Я вас жду.
Марина улыбнулась. Виктор сдержанно поклонился.
– Извините, отец Иакинф. Мы не хотели вас отрывать. Но дело очень срочное.
– Я – полностью в вашем распоряжении, - заверил доминиканец. – Монсеньер упомянул, что, если вы не захотите называть свои имена, я не должен спрашивать.
– Нас интересует библиотека иезуитов, - перешел к делу Виктор.
– О! Иезуиты! – воскликнул монах. – К счастью, они были здесь недолго. Всего четырнадцать лет. С одна тысяча восемьсот пятнадцатого года паству окормляем мы, братья-проповедники. Не угодно ли проследовать за мной? Я приготовлю вам кофе. Или желаете пообедать?
– Нет, спасибо, - поблагодарила Марина. – Надеюсь, мы ненадолго.
Отец Иакинф жестом пригласил следовать за ним и пошел по улице, огибая базилику справа, через большую арку.
– Видите? – понизив голос, сказал Виктор. – Даже смиренные доминиканцы, и те – недолюбливают иезуитов. Недолюбливают – и боятся.
– Что уж говорить о мальтийцах? – подхватила Марина. – Судя по истории, вы – не такие уж смиренные.
– Доминиканцы – монашеский орден, - парировал Виктор. – А мы – военные.
– Вы – тоже военный? – не удержалась Марина и снова наткнулась на стену.
– Нас ждет кофе. И поверьте, доминиканцы варят кофе гораздо вкуснее, чем капуцины.
– Это вкуснее настоящего капучино? – удивилась Марина.
– Сейчас сами все увидите.
35.
Митя лежал на небольшой узкой кушетке, слегка согнув ноги, и с нарастающей тревогой смотрел на Анну. Выражение лица Анны ему категорически не нравилось.
Анна помяла Мите живот, ущипнула кожу у пупка, глубоко погрузила руку в правый бок и неожиданно резко отдернула. Митя на всякий случай вскрикнул.
Анна встала и, нахмурившись, подошла к стеклянному шкафчику, где стояли разнообразные пузырьки с препаратами.
– У тебя нет аллергии на анестетики?
– Что? – Митя приподнялся на кушетке. – Зачем?!
– Видишь ли, - мягко сказала Анна. – У тебя – аппендицит. Необходима срочная операция.
– Э-э-э, - Митя явно был в замешательстве. – Вы не могли ошибиться?
Взгляд Анны стал строгим.
– Ты забываешь другое название ордена. Госпитальеры. Мы изрядно преуспели в медицине. Это – аппендицит, несомненно.