Сокрушители

По своему обыкновению. Мак восседал спиною к большому окну, и прочесть выражение лица было отнюдь не просто. Как вы помните, именно этого Мак и добивается, располагая письменный стол перед огромными стеклами, обильно пропускающими солнечный свет. Услышанный мною приказ был весьма сомнителен, однако, по всей видимости, не подлежал обсуждению, хотя большинство распоряжений, отдаваемых в кабинете командира, по меркам обычных людей надлежало бы оспаривать до хрипоты.

Я ограничился коротким ответом:

– Нет, сэр.

Мак

– Что?

– Никак нет, сэр; я не отправлюсь добывать вам скальп Германа Генриха Бультмана. Еcли немца позарез нужно убрать, пускай убирает ЦРУ. Бультман - их задача. Во всяком случае, числится таковой. Ребята из Лэнгли, должно быть, поныне просыпаются в холодном поту, гадая: проболтался фриц о том, кто подбил его потрудиться на Кубе, или нет. Между прочим, Бультман лишился там левой ступни.

Я состроил гримасу.

– Разумеется, покуда немец живет и относительно здравствует, разведка не сможет почивать спокойно. Только убрать старину Генриха не по зубам оказалось, потому и обращаются за подмогой к нам, грешным.

– Эрик, это уже не история, и даже не археология!
– нетерпеливо перебил Мак.
– Это палеонтология чистой воды!

Надеюсь, вы не запамятовали: Эрик - моя служебная кличка. По-настоящему же меня зовут Мэттом Хелмом.

– Сорвавшееся покушение на Фиделя Кастро давно и прочно позабыто. На текущие события оно отнюдь не влияет, никоим образом!

Я быстро помотал головой:

– Разведчики очень памятливая публика, сэр; и Бультман, безусловно, поныне числится в их списках субъектом, которому нет резона продолжать существование. Однажды мы с ним столкнулись в Коста-Верде, и я вышел победителем. Во всяком случае, выиграл партию и потребовал: клянись, что никогда, нигде, ни при каких условиях не обронишь ни единого словца касательно кубинской авантюры. Немец честно поклялся. А мне, коль скоро вы не позабыли, сэр, было ведено: заткни Бультману рот. Задание увенчалось полным успехом...

Я ухмыльнулся.

– Это, конечно, едва ли удовлетворило ЦРУ, но мне требовалась помощь Бультмана, и выводить немца в расход представлялось нецелесообразным. Кстати, при огромном числе недостатков, нельзя отказать Бультману в одном хорошем свойстве: слово свое он привык держать безукоризненно. И все же Лэнгли пристает к нам снова: укокошьте да укокошьте... Неймется ребяткам... Ладно, укокошьте - но, пожалуйста, без моего участия. С моей точки зрения, доводы разведчиков абсурдны. Сотрудничать не желаю. Баста. Благодарствуйте.

По сути дела, наши личные желания и нежелания ни малейшей роли не играют, не учитываются и в расчет не принимаются. Но я проработал с Маком не один десяток лет и получил право на известные вольности.

– Очень трогательная забота о человеке, промышляющем исключительно убийствами, - ядовито заметил Мак.
– Нежное сочувствие паршивому головорезу-наемнику!

– Я и сам убиваю при случае, - возразил я.
– Отлично знаете об этом, ибо сами же и приказываете уничтожать ближних. За службу свою получаю от правительства изрядные деньги. Не столько, разумеется, сколько надлежало бы платить, однако вполне приличное жалованье. Кем же считать меня самого? Давайте сперва заметим бревно в собственном глазу, а уж после будем выискивать соринки в очах господина Бультмана, сэр. Он, заметьте, уже вышел в чистую отставку; от дел удалился, как выражались наши родители.

– Не вполне.

– Понимаю, да нас это уже не касается. Не по нашей части работенка. Еcли безмозглые ублюдки обращаются с потерпевшим кораблекрушение хуже любых полинезийских людоедов, пускай расхлебывают заваренную кашу сами. Что просили, то и получили. Разъярившегося профессионального истребителя.

Без малейших модуляций в голосе Мак ответил:

– Вы - единственный из сотрудников, имевший возможность познакомиться с объектом достаточно близко. Любому другому будет гораздо труднее добиться успеха. Даже уцелеть окажется непросто. Имейте совесть, Эрик!

– Тем не менее, доведется посылать любого другого, сэр. Передайте ЦРУ, что за столь поганую, гнусную затею даже Мэттью Хелм не возьмется.

– Мы существуем не для того, чтобы наставлять заблудших на путь истинный. А организация создавалась именно ради затей поганых и гнусных, о которых всякий иной и помыслить побрезгует.

Напоминаю: служба наша официально именуется в посвященных кругах "противодействием терроризму". Сиречь, когда какой-либо кровожадный сукин сын, вооруженный винтовкой, ножом или адской машиной, оказывается не по зубам организации более вегетарианского толка, обращаются за содействием к нам.

– Безусловно, - заметил я.
– Но, сэр, если я чуток изучил Германа, то и Герман изучил меня. Здоровый, или увечный, Бультман остается закаленным знатоком, одиноким волком, от коего ЦРУ благоразумно пятится. И я не намерен опять разыскивать немца лишь потому, что банда карибских остолопов умудрилась нажить себе лютого врага в лице человека, плюющего на политику с пожарной каланчи. Любите на курок нажимать - любите и ответ держать.

– В этом случае, - промолвил Мак, - островитяне руководствовались незыблемыми правилами карантина. Хотя, пожалуй, действовали чересчур уж рьяно... И, в конце концов, речь идет всего лишь о собаке!

– Совершенно верно, сэр.

– Обретший независимость остров Гобернадор составляет важное звено в общей системе обороны западного полушария, - сказал Мак.
– И, невзирая на ваше частное мнение, правительство США полагает его куда более ценным, нежели старая шелудивая немецкая овчарка.

Я отмолчался.

– Это понятно?
– с нажимом осведомился Мак.

– Сэр, шелудивая немецкая овчарка никого не кусала: слишком состарилась и потеряла всякую злобность. Бультман прозвал ее Марлен, в честь Марлен Дитрих... И, невзирая на авторитетное суждение американского правительства, Генрих полагает, что остров Гобернадор не стоит и одного когтя с левой задней лапы этой собаки. Признаюсь, на месте Бультмана я и сам постарался бы найти несколько сот желающих взорвать эту суверенную страну ко всем чертям и пустить на дно морское, подобно Атлантиде. Бультман сыскал помощь среди противников нового режима - и правильно поступил.