Соль и сирень 2
Шрифт:
Думать было тяжело. Еще труднее было вспомнить, кто такой Эд. Но я должна была его помнить. Почему-то это казалось важным, и я цеплялась за эту мысль, как за якорь. Вот только, с каждой секундой сосредоточиться становилось все труднее, мысли рассыпались, как песочный домик, ускользая сквозь пальцы.
Тело словно подхватили мягкие теплые волны и меня начало уносить куда-то, где хорошо, тепло и спокойно. Где выводили звонкие рулады птицы и пахло очень знакомо. Кладбищем.
Чем пахнет кладбище?
Сухой землей, утоптанной ногами прощающихся. Срезанными цветами, чья судьба — завянуть на надгробной плите. Мокрым пластиком — это разлагаются на могилах омытые дождевой водой и разогретые на солнце искусственные венки, которые будут продолжать разлагаться еще лет пятьсот, отравляя мир на долгие века вперед, даже после того, как кости мертвеца, для которого их принесли, очистятся от гниющей плоти, истлеют и превратятся в удобрение.
— Миииираааа, — послышался шепот, который разнес ветер. Он играл с травинками, взбегал вверх по деревьям, вырывался из густой листы, устремлялся к небу и стремительно возвращался обратно, чтобы запутаться в моих волосах. — Миииираааа.
Я вновь стояла на том самом кладбище, откуда меня увел говорящий кот с непомерной любовью к еде.
— Как и положению любому приличному коту, — заявили откуда-то снизу.
— Сократ! — удивилась я, рассмотрев рыжую пушистую морду у своих ног. — Что ты здесь делаешь?
— Это я у тебя хотел узнать, — надулся пушистый. — Что ты делаешь в моем сне?
— Это сон? Твой сон? Кошачий сон? — начала сыпать я вопросами.
— Нет, собачий! — оскорбился усатый. — Ну, конечно, кошачий! Ведь я же — кот!
— Да вижу, что не бабочка, — заулыбалась я. — Для бабочки ты слишком толстый.
— Я не толстый! — возмущенно завопил кот и уронил филейную часть себя на травку.
— Конечно, нет, — поторопилась согласиться я. — Ты в самом расцвете своих пушистых сил!
— Знаешь, мне иногда так хочется, — начал кот, прищурив свой единственный глаз.
— Что? — невежливо перебила я. — Придушить меня? Встань в очередь, будешь восьмым, сразу за демонами.
— Нет, отдать тебя замуж! — закончил свою мысль Сократ.
— Зачем? — попятилась я.
— Чтобы времени на всякие глупости не осталось!
— Думаешь, — со смехом начала я, — муж найдет, чем меня занять?
— Ну, принц-то точно найдет, — проворчал кот. — Хотя, кажется, уже нашел. Что с тобой случилось, Мира?
— Не знаю, — беспечно пожала я плечами. — Не помню. И не хочу вспоминать.
— Но меня ты помнишь.
— Ты утверждаешь или спрашиваешь? — уточнила я. — Прости, с тобой я не всегда различаю.
— Спрашиваю! — разозлился пушистик, что вдруг показалось мне забавным. Как если бы на меня вдруг начала рявкать игрушка из «Детского мира». Забавная такая, с пластиковыми глазами и усами из ниток.
— Аааа, — с пониманием протянула я. — Тогда, да. В смысле, помню. Кошмарных снов ведь не запретишь.
— Но это мой сон, а не твой! — мотнул пушистой головой Сократ, словно пытаясь простимулировать умственную деятельность. Простимулировал или нет, не понятно, но внезапно выдал: — А что если, это вообще не сон?
— Миииираааа, — пронеслось над нами. Между нами. Сквозь нас.
— Ты слышал это? — забеспокоилась я.
— Что именно?
— Шепот, — и я подняла руку, сама не зная, зачем, может быть, пыталась ухватить за загривок ветер, в котором мне и слышалось собственное имя, произносимое женским голосом. — Кто-то шепчет… Женщина. Шепчет женщина.
— Её голос тебе знаком? — тревоги в голосе кота прибавилось.
— Нет, — растерянно ответила я. — Не думаю.
Вновь налетел порыв ветра, но на этот раз он сильно отличался от того, предыдущего, ласкового и игривого. Этот был требовательным, рассерженным. Было в нем что-то от надвигающегося шторма. Дунув в спину, он заставил меня сделать несколько шагов вперед. А потом, с возросшей силой, ударил еще раз, подталкивая двигаться вперед.
— Мира, ты куда? — изумленно завопил Сократ и понесся следом за мной.
Уже очень скоро я поняла, куда меня толкает ветер. А толкал он меня к статуе.
К статуе того самого ангела, олицетворявшего любовь моего отца к маме. Бесконечную, не подвластную смерти и способную жить сквозь века любовь, пронизанную тоской потери, которая будет длиться вечно.
Едва я достигла постамента, как ветер, взвыв, умчался дальше, ронять ритуальные вазы и задувать поминальные свечи.
— Мира, если это не сон, то это что-то другое, — запыхавшись, догнал меня кот, тормозя рядом сразу всеми четырьмя лапами.
— Логично, — задумчиво кивнула я, рассматривая ангела. Его скорбящее лицо, ранее склоненное вниз, к раскрытым на уровне груди рукам, не только вернулось на свое законное место, но и вдруг изменило положение. Теперь ангел глядел не вниз, а строго на меня. Глядел осознанными каменными глазами. — Может быть, я умерла?
Эта мысль неожиданно показалось очень правильной.
— Не может быть, — угрюмо не согласился кот. — Твою смерть я бы почувствовал.
— Значит, не умерла…
— Мира, — странным тоном позвал кот. — У тебя кровь идет. На ноге.
И действительно, сквозь маленькие, но четко виднеющиеся дырочки на голени струйками сочилась ярко-алая кровь, сбегающая по щиколотке вниз, окропляющая траву и мигом впитывающаяся в землю.
А дальше… дальше кровь такими же струйками выделялась из черного грунта, поднималась по подножию памятника, как будто притягиваемая невидимой силой, и впитывалась без остатка в белый камень.
— Я вспомнила.
Глава 20
— Что?
— Вспомнила сказку.