Соль. Альтераты
Шрифт:
Аня фыркнула: тот ещё красавец. Развернулась решительно, направилась к отцовской палатке, с надеждой – не станет же он её все время держать у кастрюль на кухне. Хоть бы один раз в море взял, одним глазком посмотреть.
Дайвер догнал её у кухни.
– А ты чё, правда дочундра нашего Оза? – он ловко преградил ей путь.
Невысокий, почти одного с Аней роста, ладный и жилистый, потёртая майка-боксерка, цветастые шорты ниже колен, растоптанные ядовито-зелёные кеды. Взгляд лукавый и нагловатый.
– Оз? – она уставилась на него, откровенно изучая.
Парень хмыкнул без тени неловкости:
– Ну, Оз – великий и ужасный. Я думал, ты начитанная, сообразишь, – он почесал кончик покрасневшего носа. Аня стояла к нему полубоком, воинственно отгородившись плечом, в прищуре он не смог бы найти ничего, кроме настороженного удивления. Но, кажется, его это не смущало.
– А ты, выходит, начитанный, – ирония в голосе девушки заставила его криво усмехнуться.
– А чё бы нет, с умными челами третий год общаюсь, приходится соответствовать… Так чего тебя папаша припряг к землероям? Накосячила по-крупняку?
Анна вздохнула устало и попыталась его обойти, он оказался проворней, снова вырос перед ней.
– Не к землероям, а к кухрабочим, – отодвинув широкоплечего в сторону, прошла, наконец, дальше.
– А меня Тим зовут, – парень снова оказался рядом, шёл широко, уверенно.
– Мне так-то по барабану, – Аня пожала плечами.
– Чё, не понравился? – парень чуть развернулся к ней лицом и шёл теперь спиной вперёд.
Аня покосилась на заложенные глубоко в карманы сильные руки, скользнула взглядом по бронзовой коже плеч:
– А ты не сторублёвка, чтобы нравиться, – отрезала.
– И то верно, – кивнул парень добродушно, снова развернулся лицом к дороге. – Смотри, могу замолвить за тебя словечко, взять в море, на раскопки эти ваши. Или в дельфинарий, с дельфинами поплавать. Все ж хотят… Ну, с дельфинами, я имею ввиду. А никому не дают. Я бы провёл. У меня знаешь какие связи! – Он подмигнул. – Если ты, конечно, хочешь выбраться из-под кастрюльно-картофельного гнёта.
Анна остановилась, замерла. Посмотрела через плечо на нового знакомого: тот выглядел так, будто говорил всерьёз.
– А с чего это вдруг? – настороженно уточнила девушка, поворачиваясь к нему.
Тот наивно похлопал выгоревшими ресницами:
– Просто так. Считай, из гуманитарных соображений. Жалко: человек на море выбрался, а его – черепки мыть. Или чего там у вас мыть полагается?
Аня усмехнулась, выставила вперёд указательный палец:
– Учти, ты сам предложил, значит, я тебе ничем не обязана. Понял?
– По-онял, – он коротко хохотнул. – Бэзвозмез-ды-но. То есть дадом, – он смешно прогнусавил, спародировав Сову из мультика про Винни Пуха и, не вытаскивая рук из карманов, направился к стоянке машин.
Аня видела, как он завёл черный пыльный байк с хромированными боками, напялил черные солнцезащитные очки и, махнув знакомым, вырулил на просёлочную дорогу. Уже через мгновение его загорелая спина растворилась в быстро надвигающихся южных сумерках.
Загрузились на катер ещё до рассвета.
Гладкое, словно фольга, море отсвечивало нежно-розовым: солнце уже коснулось линии горизонта. На небе слабо светила ещё не успевшая спрятаться луна. Тёмные фигуры участников экспедиции скользили между камней, цепляли длинными лучами фонарей за сопки. Тим деловито принимал на борт оборудование для дайвинга, канаты, скрученные тросы, ящики и коробки неизвестного Анне назначения.
Она молча передавала с каменистого берега всё, что оказалось сгружено у линии прибоя, и ничем не выдавала своего неведения, пока Али, принимавший оборудование в катере, не спросил, приподняв ярко-жёлтые баллоны:
– А на кой загрузили использованные баллоны аквалангов, кто скажет?
Аня растерялась. Она увидела их на берегу, чуть в отдалении от места погрузки, и решила, что кто-то их забыл там. Довольная своей внимательностью и зорким глазом, перетащила на берег и, конечно, сунула в катер.
– А почему они использованные? Где это написано?
Али поднял два баллона чуть выше головы:
– А ты не заметила, что они легче остальных?
Девушка закусила губу: заметила. И даже обрадовалась, что ей достались такие лёгонькие. Неожиданно на помощь пришёл Тим:
– Да выкинь ты их на берег, и всё. Ну, не знал человек. Теперь знает. А ты устроил тут сепарацию с реституцией…
Али отвернулся, молча проверил оставшиеся баллоны, аккуратно, чтобы не повредить, спустил пустые на берег, покосился на Тима – тот как раз перепроверял оставшиеся на борту и закреплял оборудование в оранжевых ящиках:
– А ты вообще знаешь, что такое сепарация и реституция?
Тим, не оборачиваясь:
– Не-а. Нафиг мне это? Но слова прикольные, – он шмыгнул носом, распрямляясь. – Даже на тебя действуют магически!
– Паразит ты, – пробубнил Али под общий хохот: – А я голову ломаю: при чем тут сепарация и реституция…
Вышли в море с восходом. Тихий ласковый прилив, прозрачные волны; на глубине – разноцветная галька в лучистой сетке просыпающегося солнца. Катер набирал скорость, медленно выруливая из бухты мимо скал по мелководью.
Анна завороженно смотрела за борт. Вода казалась живой, дышащей и родной. Гладкая поверхность сверкала и серебром, и золотом, отливала то ледяным холодом, то огненной зарей. Когда вошли в тень небольшого лысого каменного острова – пристанища русалок и крикливых чаек, – море стало чёрным, словно нефть, тяжёлым. Лицо Анны в его отражении – будто причудливая неживая маска: светлые волосы опутали лицо, серебристыми змеями уходили в чёрную глубину. Синие глаза искрились пугающей синевой. Отражение, повторяя движения своей хозяйки, чуть запаздывало: мигало медленнее, поворачивало голову с задержкой. В одно мгновение ему, видимо, надоело гримасничать и оно исчезло в чернильной глубине.