Солдат чужой войны
Шрифт:
По правде говоря, он немного побаивался этого зрелища – ведь Элеонора не только поражала, она производила неизгладимое впечатление. Хоуп не исключал, что может заболеть нервным расстройством.
Впрочем, ожидаемого удовольствия он не получил, хотя теперь мог видеть, как лейтенант Файвер раздевается в комнате, или, с помощью второй камеры – как она принимает душ.
Когда же наконец пришел долгожданный час, капитан настроил свой приемник и совсем недолго любовался прелестями Элеоноры.
Она выключила свет, и он, тяжело дыша, тоже стал готовиться ко сну.
Неожиданно на экране приемника появилась полоска света, а затем в приоткрывшейся двери комнаты Элеоноры показался силуэт.
Скоро у Хоупа уже не оставалось сомнений – это был тот самый майор Оллеас.
– Думаешь, тебе все можно? – пробормотал капитан-инспектор. – Сейчас она тебе покажет. Сейчас ты узнаешь, как выбивают дверь…
К сожалению, он не установил звукового сопровождения, считая, что таким образом придерживается хоть каких-то этических норм, однако сейчас этого очень не хватало.
Лейтенант Файвер была обеспокоена. Она включила ночник, а майор Оллеас прикрыл за собой дверь.
Элеонора решительно поднялась с кровати, хотя была совершенно нага.
«Сейчас она ему врежет», – подумал Хоуп, глядя, как лейтенант Файвер вскинула руки и… обвила ими шею майора.
– Что такое? – удивился капитан-инспектор, наблюдая, как эти двое ложатся на кровать.
Затем свет ночника погас, и Хоупу оставалось только домысливать, что происходило дальше. Впрочем, это было не так уж сложно.
Потом любовники плескались в душе, и Хоуп подавленно лицезрел габариты своего соперника. Вот если бы и ему такие мышцы! Тогда бы он тоже имел у Элеоноры успех, а так, конечно, какое тут соревнование.
Не сдержав сиюминутного порыва, Хоуп поднялся с кровати и принялся делать отжимания. На счете «двадцать шесть» он упал лицом в пол и загрустил. Стать атлетом быстро у него не получалось.
«Может, мне стать богатым? – подумал он. – Если дослужусь до генерала, жалованье будет что надо».
Пока Хоуп думал о богатстве и спортивных успехах, майор и Элеонора продолжали свои утехи, теперь уже под душем.
Капитан-инспектор невольно посмотрел на часы и отметил, что майор Оллеас, ко всему прочему, чрезвычайно вынослив.
Хоуп попытался вспомнить, каков его личный рекорд. Последний раз это случилось полгода назад с проституткой из военного борделя.
«Кажется, я работал минут пятнадцать, – сказал себе капитан, понимая, что привирает. – Ну хорошо, не пятнадцать, а пять или даже три. Но ведь и тут нужна тренировка. А где её возьмешь, когда весь день на службе?»
На другой день майор Оллеас и Элеонора вели себя как ни в чем не бывало. Только в столовой девушка то и дело посматривала на ночного гостя, что, естественно, не ускользнуло от взгляда капитана Хоупа.
Сидя после обеда в своей комнате, он, сам не зная зачем, снова включил приемник.
Лейтенант Файвер стояла у маленького окна и задумчиво смотрела вниз, на травку или, может, на дорогу. На её лице блуждала мечтательная улыбка.
«Опять улыбается», – вздохнул Хоуп и загрустил. Он даже не заметил, как открылась дверь в его комнату, поскольку тот, кто входил, намеренно делал это тихо.
– Неплохо придумано, капитан. У вас в каждой комнате камеры или только для лейтенанта Файвер постарались?
– Я.. Сэр… Господин майор, я… – начал, заикаясь, Хоуп, уверенный, что сейчас майор Оллеас его просто застрелит. Да что застрелит – такими руками можно было удавить даже животное. Крупное животное, куда крупнее капитана Хоупа.
«И ничего ему не будет, скажет, что изменника ликвидировал, и все объяснение. У них так. У них это быстро».
– Значит, используете оборудование в личных целях?
– В личных… То есть нет, в государственных.
– Это, конечно, проступок, Хоуп, но в мою компетенцию моральное разложение личного состава не входит. Меня интересуют только шпионы и изменники родины, а также случаи преступного разгильдяйства и неумышленного саботажа…
Произнеся эту длинную фразу, Ник незаметно перевел дух. Чтобы лучше войти в суть дела, ему пришлось почитать оставшиеся от урайцев инструкции. Там были словечки и потруднее, однако Ник постарался выбрать те, в которых было меньше вероятности запутаться.
– Присаживайтесь, капитан. Нам предстоит нелегкий разговор.
– Я искуплю!
– Никто не сомневается. Садитесь. И я присяду. Хоуп опустился на смятую кровать и сцепил на коленях руки.
«Помирать собрался», – угадал Ламберт.
– Что вам известно о деятельности администрации промышленной зоны? Какие нарушения режима секретности она допускает?
– Про деятельность я знаю немного, но что она нарушает… – Хоуп пожал плечами.
– Какие-то аварии были?
– Случается, кого-то придавит или часовые кого-нибудь застрелят по ошибке, но тут уж ничего не поделаешь – в долине туман и плохая видимость, вот и стреляют куда попало.
– Кого вы знаете из руководства?
– Начальника промышленной зоны – Пятьсот десятого.
– А еще?
– Майора Кархарда, он отвечает за безопасность промышленного объекта.
– Еще.
– Ну, Бакса Вассермана из отдела «Планирования интенсивности».
– Интенсивности чего?
– Интенсивности… Точно не помню, сэр, но именно он рассчитывает, которые девайсы прижились в скважине, а которые нет. Аналитик он очень хороший, но по жизни сволочь…
– Кого из администрации вы ещё знаете?