Солдат до последнего дня. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947
Шрифт:
Мои постоянные призывы к созданию единого командования в Италии, с которыми я, нисколько не заботясь о том, как это может сказаться на моей личной судьбе, постоянно выступал и которые в конце концов лично озвучил в ставке фюрера, наконец-то были услышаны – 21 ноября меня назначили командующим Юго-Западным фронтом и группой армий С. Я старался компенсировать запоздалость этого решения и взялся за дело с удвоенной энергией. Наши руки больше не были связаны, и работы по созданию глубоко эшелонированной обороны в тылу «линии Густава», центром которой должен был стать Монте-Кассино, а также строительство укреплений, осуществлявшееся по приказу Роммеля, теперь были приспособлены к моим планам.
Пожалуй, здесь будет уместно уделить немного внимания двум весьма интересным моментам. Как я уже отмечал, Роммель настаивал на эвакуации наших войск из Африки. В Италии же мы, по его мнению, должны были какое-то время сдерживать противника, а затем дать ему настоящий бой в Апеннинах или Альпах. С подобными воззрениями на ведение боевых действий на суше я был категорически не согласен. Овладение побережьем
Зарубежные авторы часто обвиняли меня в том, что я чересчур тревожился по поводу возможности вторжения противника, и даже называли это «фобией». Однако ввиду того, что силы альянса на море и в воздухе неуклонно росли, для подобных опасений имелись все основания. Могу лишь сказать, что, если бы я был главнокомандующим сил противника, я бы, по крайней мере, попытался сократить по времени Итальянскую кампанию, осуществив несколько десантных операций тактического значения в тылу группы армий С. Даже при том, что противнику не хватало десантных судов, эти операции принесли бы ему успех. Разумеется, концентрация войск вблизи береговой линии имела целый ряд очевидных минусов, лишь частично компенсировавшихся ощущением относительной безопасности. Однако она давала то преимущество, что части, еще не успевшие приобрести достаточный боевой опыт, могли ознакомиться с обстановкой и с местностью, в то время как дивизии, измотанные боями, получали возможность отдохнуть и набраться сил, находясь в резерве. В конце 1943-го – начале 1944 года стало ясно, что прилегающий к Риму район от Сивитавеччии до Гаэты, в котором ключевое значение имела Кампанья, особенно уязвим. Соответственно, моей главной заботой было создать резервы и, сконцентрировав их на побережье, быть готовым в нужный момент использовать их для отражения крупных десантных операций противника. Были предприняты все необходимые меры (вплоть до согласования кодового слова, являвшегося сигналом к началу действий) с целью концентрации в местах вероятного вторжения всех имевшихся в нашем распоряжении мобильных сил из всех уголков Италии.
Однако, как бы тщательно мы ни готовились к отражению удара противника, мы прекрасно понимали, что соотношение сил складывается не в нашу пользу. Я вспоминаю спор, возникший между мной и одним из лучших моих дивизионных командиров, командующим 29-й панцер-гренадерской дивизией генералом Фрисом. В ходе этого спора, происходившего в боевом штабе его дивизии, мой оппонент разразился целой тирадой, обильно сдобренной ссылками на невыносимость его положения. Он жаловался, что его измотанные и обескровленные части вынуждены противостоять двум свежим, хорошо отдохнувшим дивизиям противника; что даже одна дивизия противника вдвое превосходит его дивизию по численности, что у противника вдвое больше оружия и вдесятеро больше боеприпасов. Высказав мне все это в присутствии своих штабных офицеров, командир дивизии явно облегчил свое состояние. Я же с улыбкой ответил, что сам я баварец, но вынужден напомнить ему, уроженцу Пруссии, что пруссаки никогда не спрашивают, насколько силен противник, а интересуются лишь тем, где он находится. Я сказал, что если командование группы армий поручило его дивизии выполнение труднейшей задачи в районе Монте-Лунго в середине декабря, то это комплимент и выражение доверия по отношению к нему и к его солдатам. Я также посоветовал моему собеседнику продолжать действовать так, как он действовал до этого, и верить в свое командование, и заверил его, что в этом случае все будет в порядке. Разумеется, мы в подобных случаях нередко шли на немалый риск. Трусость и малодушие в командующем звене, тем более на таком театре военных действий, как Италия, были неприемлемы. Помимо того что противник располагал численным перевесом в сухопутных силах, он еще и обладал превосходством в воздухе, которое не приводило к катастрофическим для нас последствиям только потому, что его авиация действовала чересчур систематически, по определенному графику и к тому же, с нашей точки зрения, не слишком усердно.
После короткой передышки на рубеже 1943-го и 1944 годов началась завершающая фаза боев за позиции, расположенные непосредственно перед «линией Густава». Она стартовала 3 января 1944 года и закончилась взятием Сан-Витторе (6 января), Монте-Троччио (15 января) и Монте-Санта-Кроче (также 15 января) французскими войсками. Наши новые дивизии лишь постепенно приспосабливались к необычным условиям Итальянского фронта. Поражения наших войск зачастую были связаны с нехваткой теплой одежды, необходимой в горах, тем более в зимнее время, а также разногласиями в нашем командовании относительно способов ведения боевых действий в горной местности, покончить с которыми мне удалось лишь через некоторое время.
Тяжелые бои последних месяцев убедили меня в том, что использование противником столь значительного количества войск говорит о наличии у него неких намерений, которые он пытается от нас скрыть. Для наступления, целью которого было «припереть к стене» наши войска, альянсом были задействованы явно слишком большие силы. Я не верил в то, что Александер надолго удовлетворится медленным и стоящим ему больших потерь продвижением вперед. Рано
Наступление альянса в районе Гарильяно было начато 17–18 января превосходящими силами британского 10-го армейского корпуса; 20 января, переправившись через Рапидо, его поддержал американский 2-й армейский корпус. Наша 94-я пехотная дивизия была сформирована совсем недавно и потому не смогла сдержать наступающие вражеские войска; противник прорвался в районе Кастельфорте, и 10-я армия, вынужденная действовать с учетом возможности продолжения его наступления через долину Лири в направлении горного массива Кассино, оказалась не в состоянии прикрыть брешь своими небольшими резервами. Я увидел, что правый фланг 10-й армии повис на ниточке. В этой ситуации – может быть, излишне положившись на доклад адмирала Канариса, главы военной разведки, – я уступил настойчивым просьбам командующего 10-й армией и послал ему на помощь 11-ю авиагруппу под командованием Шлемма, а также 29-ю и 90-ю панцер-гренадерские дивизии. При этом я отдал командующему 10-й армией приказ как можно быстрее выправить положение на участке фронта 94-й пехотной дивизии. Вопрос состоит в том, насколько оправданным было это решение, особенно с учетом полученного мной ранее еще одного доклада от Канариса о количестве кораблей и судов противника, находившихся в гавани Неаполя (согласно содержавшимся в докладе сведениям, их было вполне достаточно для того, чтобы составить военно-морскую группировку вторжения).
Я совершенно ясно видел оперативные возможности противника. Было очевидно, что наступление на наши позиции севернее Монте-Кассино, предпринятое 20 января американским 2-м корпусом и французским Экспедиционным корпусом, было четко скоординировано с наступлением альянса в районе Гарильяно и увеличило его шансы на успех. О возможности десантной операции можно было только гадать – не было никакой информации о том, где и когда она могла быть проведена. Если бы я не поддержал командующего 10-й армией, его правый фланг оказался бы прорванным и никто не был бы в состоянии сказать, как далеко продвинется противник, прежде чем мы сможем его остановить. В то время я предвидел события, которые в самом деле произошли в ходе майского наступления противника. Если бы во время этого беспорядочного отступления наших войск альянс провел десантную операцию, далее уже ни за что нельзя было бы ручаться. Какую реакцию это вызвало бы в Риме с его миллионным населением? Я не верил, что американская 5-я армия наступает только для того, чтобы отвлечь внимание от десантной операции; я считал, что противник хочет дождаться того момента, когда развитие наступления на юге не только создаст подходящие условия для высадки с моря, но и сделает возможным координацию действий на двух направлениях, что, в свою очередь, позволит ему окружить наши войска. В любом случае я был убежден, что не слишком ошибаюсь, полагая, что Кларк или Александер используют первоначальный успех в районе Гарильяно, чтобы смять правый фланг 10-й армии, если мы не предпримем контрмеры и не заставим их остановить наступление. При защите от такой угрозы полумеры ничего бы не дали – контрудар нужно было нанести быстро и эффективно. Необходимо было сначала ликвидировать возникшую опасность, а потом уже готовиться к отражению новых выпадов.
Между тем угроза десантной операции продолжала существовать, причем время и место ее проведения по-прежнему оставались для нас загадкой – воздушной разведки на тот момент уже почти не существовало, а те редкие сообщения, которые мы время от времени все же получали, были неточны и лишь вводили нас в заблуждение. В течение трех суток, предшествовавших вторжению противника, я каждую ночь отдавал приказ о приведении наших частей и соединений в полную боевую готовность по всей Италии. И если я послушался настойчивых уговоров работников моего штаба, опасавшихся, что войска раньше времени устанут, и в ночь с 21 на 22 января отменил этот приказ, то мне некого винить за это, кроме самого себя.
Первые часы 22 января 1944 года – дня, когда противник осуществил вторжение в районе Анцио – Неттуно, – были полны волнений и забот. Утром у меня возникло ощущение, что главную угрозу нам удалось отвести. Мы смогли сделать это главным образом благодаря фон Полю, который, следуя моим прямым указаниям, окружил береговой плацдарм противника кольцом своих батарей, сквозь которое было трудно пройти вражеским танкам. Кроме того, высадившиеся на берег войска противника вообще продвигались вперед с большой осторожностью. Между тем наши войска прибывали батальон за батальоном и тут же поступали под командование генерала Шлеммера, в задачу которого входила переброска всех частей и подразделений по мере их прибытия как можно дальше на юг с тем, чтобы помочь зенитным частям задержать или остановить вражеское наступление. Для меня был важен каждый метр территории. К сожалению, описанный порядок действий, как я обнаружил уже днем, был по непонятным мне причинам и без каких-либо оснований изменен, что расстроило выполнение моего плана, предусматривавшего немедленное осуществление контратакующих действий. Тем не менее, после того, как я проехался вдоль фронта, у меня возникла уверенность, что противник упустил единственную благоприятную возможность взять Рим и пробить себе брешь в районе Гарильяно. Я был уверен в том, что время работает на нас.