Солдат Орешек
Шрифт:
Удалась свадьба на славу, и особая честь на ней была коту.
Тут бы сказке конец, да не всё сказано.
Последняя сказка
Отпуск солдата невелик, пришла пора в обратную дорогу собираться.
Малаша-милаша и говорит:
— Я с тобой пойду, Орешек. В чужих краях, может, и лихо, да только в разлуке жить не хочу, и родителям моим поклониться нам нужно.
Орешек — лёгкий человек.
— Пошли, —
Попрощались они с матушкой, с соседями, с котом. Кота за его подвиг в деревне все почитают, каждый день ему как масленица.
Долго ли коротко, пришли Орешек и Малаша на хуторок. Выбежали из дома батюшка с матушкой и ну дочку обнимать, слезами поливать: навсегда прощались, а дочка вернулась, да не одна, с мужем. Тут сестрички из дому выпорхнули, как ласточки. Сколько их, и не сосчитать по пальцам.
Избавителю все рады, повели в дом, за стол посадили, угощали наперебой. Девицы хоровод водить пошли. Да только как покатилось солнце за леса, так и веселье кончилось.
Тут бы постель стелить, а все стали из дому собираться.
— Что за притча? — спрашивает Орешек.
— Такая уж у нас доля, — говорят. — Завелась в избе нечистая сила. Днём спокойно, а ночью и единой минуты не усидишь.
— Всё неймётся ей! — говорит Орешек. — Негоже хозяевам на ночь глядя из дома бежать, под кустами по-звериному сидеть. В доме лягу.
— Слово зятя — тестю заповедь, — говорит крестьянин. — Только ты, солдат, голову под подушку клади, не ровён час — отшибут.
Постелила Малаша-милаша Орешку на лавке, поклонилась ему, всё семейство поспешило прочь из избы.
Позевал солдат, позевал да и на боковую.
А в избе покойно, даже мышка под полом не скребёт. В сон потянуло. Орешек — бывалый человек, пустого геройства не понимал. Сказано — прячь голову. Отчего же не послушать доброго совета?
Лёг Орешек на жёсткий кулак, а голову пуховой подушкой закрыл.
И только глаза ему дрёмой смежило, ну словно по костякам дурак какой палкою затрещал, как по забору.
Где уж тут спать!
Приподнял Орешек край подушки — господи помилуй!
Половицы стоймя стоят: вкривь, вкось, а по ним, как смычок по струнам, скалка скачет.
В подполье то ли дым клубит, то ли лохмотья на сквозняке веют во все стороны. Завозился Орешек, чтоб получше разглядеть, да тут как шваркнут в него ведёрным чугуном.
Над самой подушкой о стену грохнуло, полилось.
А лавка — ну будто конь взбесившийся, то на дыбы, то взлягушки.
— Однако довольно, нагляделся, — сказал себе Орешек. — Ночью коли службы нет, солдат спит. Завтра ноженькам топать да топать.
Пристегнул себя ремнём к лавке да и заснул.
Утром вскочил было — ни туда, ни сюда. О ремне вспомнил. Отстегнул себя от лавки. Огляделся. Половицы на месте, печка как печка, под печкой чугун.
А кости, однако, ломит, словно цепями отмолотили.
Задумался Орешек.
Тут и вспомнился ему один рассказец унтера, старослужащего Ивана Спиридоныча. Ухватился за рассказец этот Орешек, как за ниточку, ну а хорошо за ниточку потянуть, то, как бы ни был велик клубок, размотать его — дело времени.
Прибежала Малаша-милаша, увидала, что Орешек жив, здоров и весел, дух перевела.
— Чтой-то ты бледна нынче? — спрашивает Орешек, а Малаша отвечает:
— Ночь сегодня больно длинная выдалась, сон не шёл.
— А я так славно выспался, — говорит Орешек. — Ну, собирайся в путь-дорогу да зови батюшку, словечко ему на прощанье хочу сказать.
Позвала Малаша-милаша отца.
Говорит солдат:
— Вспомни, батюшка, ладно ли ты с соседями живёшь?
— И ладно и мирно, — говорит тесть.
Тут солдат Орешек пошёл за печку да и выдернул из потайного места сучок рогатый.
— Кикимору тебе кто-то в дом поселил.
— А ведь ночевала у нас тут побирушка косматенькая! — вспомнил крестьянин. — В тепло её пустил, на печь.
Вышел Орешек из дому, поломал сучок надвое и спрашивает:
— Далеко ли ты, Пропади Пропадом?
Запищал тут ветер по-комариному:
— Ой, солдат, век бы тебя не видеть!
— Вот и лети себе в Тридесятое царство, чтоб не путался под моими ногами.
— Рад стараться! — пискнул Пропади Пропадом и сгинул, как велено ему было, в Тридесятое неблизкое царство.
А солдат Орешек пошёл службу дослуживать. И Малаша-милаша с ним, со своим суженым, с Орешком свет Ивановичем.