Солдат удачи
Шрифт:
Джей-Джей вскочил на стол.
— Леди, джентльмены! — закричал он. — Пожалуйста, расходитесь по домам. Произошел несчастный случай. Граф Уолдгрейв мертв.
Однако в результате этой тирады давка стала еще сильнее. Только вмешательство полковника Мани позволило избежать катастрофы.
— Выходите по одному, — скомандовал он уверенным тоном военного. — Арчи, встань у той дальней двери. Следи, чтобы все выходили по одному, ты меня понял? Если они не послушаются, пускай в ход кулаки, ясно?
— Да, сэр, — ответил лейтенант, отпуская Аннетту и четким движением отдавая честь, что в данных обстоятельствах могло показаться смешным, если бы у кого-нибудь хватило духу засмеяться.
Итак, порядок был восстановлен. Лейтенант Мани, в полной мере ощутив всю ответственность, повиновался отцу и угрожающе смотрел на всякого, кто пытался без очереди протиснуться в коридор; Джордж тем временем подобрал упавших в обморок дам и перенес их в Круглый Зал, а Джей-Джей взял одну из изысканных лакированных ширм Горация Уолпола и загородил ею тело графа.
У Аннетты и Горации не было времени подумать о себе: им пришлось заботиться о графине, которая соскользнула на пол в углу и сидела там, скуля, словно волчица, потерявшая волка. Этот вой был так страшен, что Горации пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы положить руку на плечо матери, когда Энн заплакала самыми горькими в своей жизни слезами.
В конце концов, с помощью дяди Уильяма и его жены слугам графини удалось перенести ее в спальню, где она, отослав слуг, принялась бегать кругами по комнате, словно обезумевшее животное. От этого ужасного зрелища с Аннеттой случилась истерика, которую сумел прекратить только лейтенант Мани, внезапно проявивший свой стальной характер и давший девушке пощечину.
Наконец, протирая очки рукавом, в дверях появился врач. Энн держали четыре человека, пока врач вливал ей в горло несколько капель из флакона. После этого она успокоилась и уснула. Джей-Джей и Джордж держали ее за руки, а Горация сидела в ногах.
— О, бедная, бедная мама! — рыдая, говорила Аннетта Арчибальду Мани. — Что с ней будет?
— Время исцеляет самую тяжелую скорбь, — рассудительно отвечал он.
Дядя Уильям подумал, что лейтенант и в самом деле оказался приятным молодым человеком и мог бы стать неплохой парой для его старшей племянницы.
— Да, но… — продолжала Аннетта, — она так нуждалась в отце. Понимаете, они каждый день спорили.
Арчи удивленно посмотрел на нее, и она пояснила:
— Это ее поддерживало. Ей необходимо было постоянное состязание в остроумии. Она безумно любила его, но никогда не могла простить ему, что он родился аристократом, а она — нет. О Боже, Боже!
Аннетта снова принялась рыдать, и Арчи снова воспользовался возможностью крепко обнять ее. Тем временем Горация, не слушавшая их, свернулась клубочком на постели и почти заснула, хотя шепот присутствовавших продолжал доноситься до нее.
— Графа нужно положить на стол, сэр, — говорил дворецкий.
Дядя Уильям отвечал:
— Надо перенести его в библиотеку.
— Да, сэр. — Затем последовала пауза, и дворецкий обратился к кому-то другому: — Будут еще какие-нибудь распоряжения, лорд Уолдгрейв?
Повисла тишина, и Горация открыла глаза. Дядя Уильям, Джей-Джей и Джордж в недоумении переглядывались.
— Но… — произнес Уильям.
— Я имею в виду нового лорда Уолдгрейва, сэр.
И с этими словами дворецкий отвесил поклон Джорджу. Тот, со смешанным выражением страха и волнения на лице, поднялся.
— Да, Хамсли, — сказал он. — Мы перейдем в Залу для Завтраков. Проследите, чтобы туда принесли несколько графинов. И приведите няню, чтобы она помогла леди Горации лечь в постель. Займитесь этим немедленно.
Джордж повернулся и вышел из спальни. В Строберри Хилл началось новое царствование.
В тот день, когда в готическом замке Уолпола умер граф, в поместье Саттон состоялся званый обед — такой прекрасный и изысканный, что говорили, будто с начала века в стенах этого особняка не собиралось такое милое общество. Шел 1835 год, а поскольку в последние тридцать пять лет в замке обитали только Уэбб Уэстоны и миссис Тревельян, это было весьма похоже на правду.
Маргарет вычистила старинный замок сверху донизу — за исключением часовни, за которую она не несла никакой ответственности и которая до сих пор каждое воскресенье открывалась для публичной службы. Ходили слухи, что даже лужайка перед замком теперь стала блестеть, как новенькая. Маргарет пригласила маленький духовой оркестр, и музыканты сейчас сидели на скамеечках во дворе и наигрывали веселые мелодии.
Повсюду были расставлены маленькие столики и стулья; если бы погода вдруг испортилась, их можно было бы перенести в Большой Зал. Но казалось, что миссис Тревельян удалось распорядиться даже погодой. Солнце, сиявшее в этот день над владениями Уолдгрейвов, озарило и Саттон, и небо сияло безупречной голубизной, птицы подпевали музыкантам» а миссис Тревельян разгуливала среди гостей в широкополой шляпе и под зонтиком.
Среди дам нашлись завистницы, которые задавали вопрос — кое-кто про себя, а некоторые даже вслух, — нужно ли считать это великолепное собрание, на котором присутствовали все самые достойные люди графства, попыткой миссис Тревельян подобрать себе жениха, пока она еще не вышла из брачного возраста. Поговаривали, что юный мистер Уэбб Уэстон не замедлит сделать ей предложение — конечно, если миссис Тревельян снизойдет до него, — и что последние два года он был влюблен в нее по уши. И вот взоры и лорнеты обратились на бедных родственников из Дома Помоны (как за глаза называли Уэбб Уэстонов), и гости приветственно закивали новоприбывшим.
Само собой, молодой мистер Уэбб Уэстон не выглядел слишком счастливым, пробираясь между газонами со своей сестрой Мэри, которую он вел под руку, и с Кэролайн и Матильдой, державшимися сзади; а следом шла его мать — какой позор для Уэбб Уэстонов! Она всегда одевалась так старомодно и нелепо! У миссис Уэбб Уэстон был такой вид, словно она сейчас разрыдается, если никто не заговорит с нею. А старший Уэбб Уэстон, в сюртуке и шляпе с высокой тульей, бросал на гостей свирепые взгляды, прекрасно понимая, что сегодня он и сам здесь всего лишь гость.