Солдат удачи
Шрифт:
— Миссис Тревельян… Маргарет… — произнес он, отвернувшись к двери сарая, сквозь которую лились лучи заходящего зимнего солнца. — Думаю, мне теперь надо идти. Само собой, я пришлю вам подмогу.
Маргарет отчаянно пыталась привстать:
— О, неужели вам уже пора идти? По-моему, скоро наступит ночь. Мне будет немного страшно здесь одной, в темноте.
Джон Джозеф повернулся к ней и упал на одно колено. Теперь он смотрел ей прямо в глаза:
— Я не в силах вынести даже мысль об этом… и все же я боюсь оставаться здесь.
Маргарет сделала вид, что не понимает его, и тихонько рассмеялась.
— Как это? Вы что, боитесь темноты, Джон Джозеф? — спросила она
— Нет… ох, проклятие… я боюсь вас.
— Меня?
Ее глаза округлились от изумления. Джон Джозеф проглотил комок, застрявший у него в горле.
— Миссис Тревельян, я ничего не могу с собой поделать. Я влюбился в вас, — прошептал он.
Раздался смех, словно звон серебряных колокольчиков. Миссис Тревельян ласково улыбнулась.
— Что за глупости вы говорите? Ну, мой дурачок, подойди ко мне, садись сюда.
Она похлопала рукой по соломе рядом с собой, и Джон Джозеф повиновался. Затем Маргарет слегка откинулась назад, и снова сквозь вырез лифа стала видна ее дивная грудь. Она покачала головой с шутливым упреком.
— Ах, негодный мальчишка…
Но молодая женщина так и не успела окончить фразу. Ее насмешки сделали свое дело: губы Джона Джозефа, твердые, словно камень, от возбуждения, впились в ее рот в неистовом поцелуе. И к его удивлению, губы ее раскрылись навстречу, подарив ему самую нежную и в то же время чувственную ласку.
Руки его, неуклюжие, словно у школяра, нащупали соски, и раздался звук рвущейся ткани. Маргарет лежала перед ним обнаженная до пояса; теперь ничто на свете не смогло бы сдержать его страсть. Джон Джозеф приподнял ее и прижал к себе изо всех сил, не обращая внимания на протестующие крики.
Правда, позже, в темноте, на замерзшей соломе, он будет плакать от того, что овладел ею так грубо, и будет умолять Маргарет о прощении за то, что так походило на изнасилование. И ее сладостная улыбка тронет самые глубинные струны его души. Он поймет, что никогда больше не сможет полюбить с такой же страстью и слепым обожанием ни одну другую женщину.
Когда звезды взошли над сараем Блэнчарда, еще три человека, чьи судьбы были предопределены жизнью замка Саттон, уже крепко спали. И всем троим, хотя они были далеко друг от друга, в эту ночь снились сны.
Джекдо, посланный в Испанию переводчиком к королеве-регентше Кристине, спал, одетый в форму 9-го уланского полка. Накануне на официальном банкете он сидел рядом с посланником лорда Палмерстона и переводил ему на английский все, что говорила королева. А потом уснул, и в голове у него гудело от событий, связанных с возможным союзом между Британией, Францией, Испанией и Португалией против претендентов на престол дона Карлоса и дона Мигеля; Джекдо удивляло, почему они не воспользовались услугами дипломатического переводчика.
«Потому что ты очарователен в своей военной форме», — сказала ему Хелен перед тем, как он отплыл в Испанию, и даже генерал пробормотал в усы, что согласен с ней.
Джекдо подумал, что они, возможно, правы. Королева-регентша была уже в возрасте, ее всецело поглощали государственные дела, и все же Джекдо почувствовал, что она обратила на него внимание. А затем он, вспомнив о милостях, которыми осыпала его прапрадедушку Джозефа Гейджа тогдашняя испанская королева Элизабет Фарнезе, позволил себе вольность продемонстрировать один из своих угловатых поклонов. В награду ему досталась необычная, но мимолетная улыбка королевы-матери Кристины.
Теперь Джекдо спал в кресле, так и не выпустив из рук бутылку бренди. Ему снилось, что он стоит на берегу у Гастингса и смотрит в сторону Белой Скалы. На ее вершину вскарабкались два человека, и они машут ему руками, приглашая присоединиться к ним. Но Джекдо страшно пугает крутизна скалы, а тут еще начинается сильный прилив, вздымаются волны, и он чувствует, что никогда не взберется наверх.
Один из этих людей наклоняется над краем скалы — высоко-высоко над Джекдо, — и говорит:
— Скорей, Джекдо, ты опаздываешь!
И тут он осознает, что это ОНА! Даже во сне Джекдо почувствовал, как у него обрывается сердце. Прошли годы с тех пор, как в первом видении Джекдо увидел ее новорожденной малюткой, — и вот она здесь, теперь уже взрослая. Она разговаривала с ним, балансируя на крутом обрыве скаты, и Джекдо заметил, что ее волосы стали еще роскошней: свободно распущенные, они волнами падали на плечи. Девушка была босиком, в одной легкой зеленой сорочке.
— Кто ты? — выкрикнул он.
— Ты знаешь, кто я.
— Назови свое имя.
Рядом с ней появился мужчина, небрежно обхвативший ее за плечи. Джекдо с изумлением увидел, что это — Джон Джозеф!
Море стало глубже, когда Джекдо достиг подножия скалы, и вокруг появилось множество аметистов и нефритов. Со всех сторон обрушивались грохочущие волны, и доносилось таинственное дыхание океана.
— Ты знаешь ее имя! — крикнул Джон Джозеф.
С воплем Джекдо взметнул руки над головой и позволил морю поглотить себя. Его не волновало, увидит ли он еще когда-нибудь дневной свет.
Но через несколько мгновений Джекдо снова появился на поверхности и обнаружил, что он уже не в Гастингсе, а плывет по реке У эй в окрестностях замка Саттон.
В этом сне стояло жаркое лето, и рядом с Джекдо какой-то мужчина пытался охладить в воде бутылку шампанского. Он смеялся чересчур громко и казался слегка подвыпившим. Обернувшись, Джекдо увидел целую компанию: женщины в коротких платьях и с лентами в волосах, мужчины в странных полосатых жилетах и светлых брюках, гуляющие по берегам в зеленых зарослях.