Солдат великой войны
Шрифт:
На дне долины он остановился поесть на берегу реки, которая сначала разлилась, а потом отступила, оставив сухой, лишенный снега берег, теплый, точно весной. Он проходил мимо людей на дороге, приветствовал их тирольским: «Scut», – отчего они думали, что он – один из первых альпинистов, вернувшихся в их горы. Один раз встретил отряд конных драгун. Пятьдесят всадников внезапно возникли впереди у поворота дороги. Появились ниоткуда и проскакали мимо, а он только растерянно улыбался. Вероятно, драгуны сочли ниже своего достоинства допрашивать одинокого путника в штанах альпиниста, идущего по горной дороге ясным днем, а может, и вообще плевать на него хотели и проскакали мимо, только прибавив ходу. Алессандро вновь убедился, что радость остаться на свободе острее радости быть свободным.
Добравшись до подножия Штубайталя, он уже преодолел больше половины пути до Италии. Решил начать подъем, даже зная, что подниматься придется в темноте, но луна в ту ночь светила так ярко, что темнота не доставила ему никаких хлопот, и утром он оказался в верхней части северного склона Пан ди Зуккеро, последней горы на пути к Италии. В клубящемся тумане, который прижимало к земле холодное и синее небо, Алессандро, потный от усилий, затрачиваемых на подъем, и замерзающий от холода, доел остатки провизии, выбросил рюкзак и приготовился к последнему марш-броску.
Он знал длинный южный склон Пан ди Зуккеро, который выводил в Италию, пологие снежные поля, которые могли ослепить, сверкая отраженным светом солнца, но он точно знал, что не провалится и не упадет.
Солнце выжгло туман, который поднимался, таял и наконец совсем исчез, словно дым от потухшего костра. Восточный склон Пана залило тем утренним светом, который побуждал Алессандро не идти, а бежать, но теперь он устал, да и на пальцах появились признаки обморожения. Лицо обгорело и пошло волдырями, щеки и подбородок покрывала трехдневная щетина.
Дорога далась бы в сто раз сложнее, будь погода хуже, он бы, наверное, погиб, но солнце пригревало, а цвет неба зачаровывал альпинистов до такой степени, что они забирались в такие места, откуда иной раз не возвращались.
Пробираться по узким ледяным ущельям уже стало его второй натурой. Подъем на тысячу метров по крохотным трещинам над пустотой не составлял никакого труда. Каждый шаг мог стать последним, но шагал он только увереннее, доведя каждое движение почти до автоматизма. Озабоченность и тревога ушли, уступив место восхищению высотой и гордости за точность каждого шага. В этом он, наверное, уже сравнялся с горным козлом, который никогда не колеблется, зная, что ноги не подведут.
На середине массивного склона, выводившего к гребню, за которым начинался последний спуск, Алессандро почувствовал слабость и головокружение. Ему хотелось отдохнуть, но, разумеется, отдыхать не мог. Даже не решался сбавить скорость.
Короткие вдохи служили метрономом, отмерявшим время между ударами ледорубов, время от времени он поворачивал голову, чтобы сплюнуть. Через час ему стало казаться, что он видит на снегу красные водоросли. По мере приближения к гребню перестал об этом думать, пока пятачок идеально чистого снега не покрылся красными пятнышками после того, как он туда плюнул.
Когда до гребня оставалось пятьдесят метров, над ним взметнулся снег: вдруг поднявшийся ветер сбрасывал его вниз. Снег плясал в воздухе, образуя сверкающий туман. Гребень ожил, пришел в движение, сверкая на ярком солнце.
Алессандро, наоборот, застыл. Раз за разом на секунду засыпал, а потом заставлял себя проснуться. Сон не только доставлял удовольствие. Он окутывал, согревал, утаскивал в себя.
Потом он проснулся усилием воли и поднялся еще на двадцать метров. Понял, что не сможет подняться, если не отдохнет. Вновь заснул, и по мере того, как сон становился все более мягким, теплым, расслабляющим, начал падать, но проснулся, как от удара молнии, который вспыхнул в голове и пробил до пяток, и тут же усталость переродилась в злость и действие.
Ледорубы замелькали так быстро, что он едва их видел. Очки залепили кровь и лед, но ему было жаль тратить время и силы, чтобы сорвать их с лица. Когда поднял голову, кометы снега кружили над ним, осыпая белым дождем, и ветер, пронизанный солнцем, завывал в самое ухо. За гребнем, он это знал, начинается многокилометровый белый склон, а пока ветер все сбрасывал и сбрасывал снег. Впереди его ждал легкий спуск, по которому еще до наступления сумерек он мог добраться до Италии. И если у него хватит сил преодолеть эти два последние метра, война для него закончится. Он встанет на ноги, посмотрит вдаль и в идеально чистом воздухе увидит темно-синюю долину реки По, тонкую линию за снежными вершинами Доломитов. Там, на территории не столь суровой, текли реки и деревья покачивались под теплыми ветрами. В двух метрах от гребня его охватила любовь к золотой осени Рима. Там лежали его прошлое и будущее, все утерянное и все, что он мог обрести. Алессандро спокойно посмотрел на снег, который взлетал к синему небу, и, напрягая последние остатки сил, полез прямо в него.
Глава 9
«Буря»
Адриатическое море мелкое и со всех сторон зажато сушей. Его шторма яростно шумят и ярко сверкают, но волны стихают до того, как превратятся в движущиеся океанские горы, и поверхность моря белеет бурунами, которые в лунном свете напоминают барашков. Это Атлантический океан в гневе со всей мощи набрасывается на сушу и небо. Адриатическое море послушное, волны особого вреда не приносят, а молнии, быстрые и яркие, цвета сливочного масла, напоминают торчащие из воды ходули.
Практически все оно окружено длинными горными хребтами, где собираются лиловые, серые и черные грозовые облака, которые, преодолев перевалы, превращаются в сплошную стену, и заходящее солнце окрашивает ее в спокойные золотые тона.
И когда одна из таких низких серых стен появилась на востоке, напоминая полосу тумана, едва ли кто заметил ее, а те, кто заметил, особого внимания не обратили. Дети строили замки из песка и рыли в нем водоемы, старики читали вчерашние газеты из Рима или Милана, девушки, едва вышедшие из подросткового возраста, чопорно прогуливались вдоль берега, наслаждаясь тем, что мужчины разного возраста обращают внимание на их лебединые руки-ноги и мягкие золотистые волосы.
Только Алессандро Джулиани, застывший на парусиновом шезлонге, следил за надвигающимся штормом. Он попытался, но не смог читать вчерашний номер «Коррьере делла Серы» [94] , и, хотя светило солнце, яркое и жаркое, словно в Африке или Сицилии, страницы газеты шевелил прохладный сентябрьский ветерок. Когда тучи поднялись выше и заметно приблизились, а старики зашевелились, потому что, в отличие от внуков, не могли вихрем помчаться по дюнам к отелю, Алессандро сложил «Коррьере делла Серу» и сунул под бедро, чтобы предохранить от больших капель дождя, которые начали прибывать в авангарде грозы.
94
«Коррьере делла Сера» («Corriere della Sera», дословно «Вечерний курьер») – итальянская ежедневная газета. Издается в Милане с 5 марта 1876 г.