Солдатами не рождаются
Шрифт:
– Ишь чего захотели, держите карман шире! – сорвался упрямо молчавший Синцов.
Лейтенант с перебитым носом посмотрел на него красными отчаянными глазами и ткнул его в грудь пальцем.
– Вот это ты верно его душу понял. Вот именно! – Сказал так, словно удивился, что кто-то, кроме него, может понимать это.
Дверь в землянку открылась, и все обернулись. В дверях стоял посыльный.
– Товарищи командиры, разрешите обратиться? Кто из вас старший лейтенант Синцов?
– Я Синцов.
– Срочно явитесь к замначштаба. Где находится землянка,
– Знаю.
– Выходит, пришла на тебя заявка. Если бы просто какое задание, в оперативный вызвали бы, – сказал усатый старший лейтенант с оттенком досады: то ли завидовал, то ли не хотел идти один ужинать.
– Выходит, так, – сказал Синцов, одной рукой нахлобучивая ушанку, а другой шаря по топчану, где лежал ремень с наганом.
16
– Получена заявка на вас от командира Сто одиннадцатой на должность комбата. Лично известны генералу Кузьмичу? – спросил заместитель начальника штаба и пальцем показал Синцову на табуретку, чтобы присел, хотя разговор не мог быть долгим. Кругом шла суета.
Синцов пожал плечами.
– Сегодня в тринадцать часов привел ему пополнение и лично доложил.
– До госпиталя на должности комбата были?
Сказано было не то вопросительно, не то утвердительно. Синцов так и не понял, пришло или еще не пришло его личное дело.
– Так точно, был.
– Возражений нет, здоровье позволяет? – без паузы, связав два вопроса в один, спросил замначштаба.
– Так точно.
Под плащ-палатку, закрывавшую вход в землянку, просунулся багровый от мороза лейтенант.
– Товарищ подполковник, кого от вас забирать?
– Его, – кивнул замначштаба на Синцова и махнул карандашом по уже заготовленному предписанию.
Синцов уже узнал, что ехавший с ним лейтенант – офицер связи от 111-й, а по должности начхим полка. Его зачем-то дернуло спросить лейтенанта, кто он по должности, и тому пришлось отвечать. Ответил и надолго замолчал. Начхимы не любят признаваться, что они начхимы. Должность уже второй год – и без применения и без отмены, а люди на этой должности – затычка во все дырки.
– Кругом горячка, спасу нет, – сказал лейтенант, когда машина вывернула на сильно наезженную широкую дорогу, обгоняя шедшие к фронту грузовики со снарядными ящиками.
– Генерал Кузьмич давно на дивизии? – спросил Синцов.
– Неделю. До него Серпилин был, в армию ушел начальником штаба.
– Сильный был комдив?
– Слабого бы не выдвинули.
– А новый?
– Тоже сильный, – убежденно сказал начхим.
«Может, и правда, кто его знает», – с сомнением подумал Синцов. Сегодня днем, при первой встрече, ему просто не пришло в голову определение «сильный» для этого маленького, щуплого, птичьего росточка генерала.
«Хороший старик», – подумал он тогда днем, когда генерал, хрустя по снегу стариковскими, растоптанными валенками и мелко, по-птичьи поклевывая носом воздух, быстро один за другим задавал ему свои вопросы.
Когда Синцов доложил, что привел пополнение, генерал приказал построить
– По случаю мороза агитация отменяется. В Сталинград взойдем, там и поговорим. И взойтить туда надо первыми, в чем и есть суть вопроса для меня, для вас, для всей Советской России. Пока в Сталинград не взойдем, отдыха не будет, только бой. Взойдем – отдохнем. Я – ваш командир, звание – генерал-майор, фамилия – Кузьмич, Иван Васильевич. Будете между собой Кузьмичом или дядей Ваней звать, не обижусь, если вне строя, а в строю – за это, безусловно, наряд.
В шеренгах засмеялись. Кузьмич переждал смех и сказал:
– Биография моя простая: в германскую был, как вы, солдат. В гражданскую – полком командовал, в эту – дивизией. Чего и вам желаю. А теперь к вам вопрос: кто вы и где в боях были?
Он засеменил в своих валенках вдоль строя и с безошибочным чутьем, каждый раз впопад, спросил на выбор нескольких солдат и сержантов, какая у них была война. Все спрошенные оказались из госпиталей и участвовали в боях.
Один за другим следовавшие ответы: «Под Москвой», «Под Воронежем», «Под Тихвином», «Имею „За отвагу“, „Дважды ранен“, – производили впечатление на остальных. Шеренги подтянулись и напряглись.
– А кого не спросил, – выйдя на середину, сказал Кузьмич, – пусть не обижаются. В другой раз спрошу. Где вы будете, туда и я к вам приду!
Солдат построили и повели на питательный пункт. Все от начала до конца не заняло и десяти минут.
Кузьмич посмотрел на Синцова и стал спрашивать его о том же, о чем спрашивал солдат: где и кем воевал? Услышал, что в Сталинграде, комбатом, сказал:
– Сосватал бы тебя, да некуда. – И отпустил: – Можете быть свободны.
«А теперь, значит, есть куда», – подумал Синцов, глядя на дорогу и прикидывая, сколько осталось ехать до штаба дивизии.
Он вспомнил усатого старшего лейтенанта, служившего у этого Кузьмина на Южном, и его уверенность, что генерал при первом же случае возьмет его к себе в дивизию. Случай уже вышел, но Кузьмин взял не его, а Синцова. Ну что ж, всяко бывает: бывает, что свой, а лучше б служить с другим. Может, так и с этим, усатым…
– А вы к нам в дивизию на» какую должность? – спросил начхим.
– На должность комбата.
– Вот те на! – удивился начхим. – С утра уезжал – все комбаты были живы-здоровы. Кому же это не повезло?
Ехал в долго еще покачивал головой. Гадал про себя, кто из знакомых ему людей мог быть убит или ранен в самый канун наступления.
Ехали долго, с полдороги оказались в хвосте длинной колонны «катюш», и обогнать их было нельзя: навстречу, с фронта, один за другим неслись порожние грузовики.
Когда добрались до штаба дивизии, начхим зашел в землянку начальника штаба первым, оставив Синцова у входа, рядом с автоматчиком.
– Пакет вручу в о вас доложу.
К вечеру мороз еще покрепчал. Часовой притопывал валенками.