Солдаты невидимых сражений. Рассказы о подвигах чекистов
Шрифт:
— Вот судьба! — ахал Приступа, улыбаясь. — Вот это встреча! — говорил он, толкая Дроздова, как будто тот не понимал значения этой встречи.
Они сидели в шалаше, рассказывая друг другу о пережитом, стараясь воссоздать картину во всей полноте, повторяясь и переспрашивая. Когда Кузнецов сказал, что видел Пастухова и Кобеляцкого во Львове, Дроздов и Приступа облегченно вздохнули. Это было все, что они могли узнать о своих товарищах из группы Крутикова.
— Послушай Приступа, — сказал Кузнецов неожиданно, — а помнишь, в отряде девушка была, лесничего дочь…
— Валя? — спросил Приступа.
— Я вот думаю, — продолжал Кузнецов, — где она теперь
— Она ведь у тебя в Ровно работала? — вспомнил Приступа. — Ну, стало быть, эвакуировалась.
— Смотря какой приказ был, — заметил Белов. — Ежели приказ эвакуироваться, то, стало быть, во Львове она.
— Она бы меня там нашла, — проговорил Кузнецов.
— Ну, это, брат, не обязательно, — возразил Приступа.
— Нашла бы. Она знает адрес сестры Марины.
— Вместе ехать куда собираетесь?
— Да вот думаем.
— В Крым хорошо, — задумчиво произнес Дроздов.
— Нет, друг, мы не в Крым поедем, мы — на Урал, на родину ко мне.
— Мы до войны с Женей в Крым ездили, в Ялту, — сказал Дроздов и замолк.
— Так она ждет, говоришь? — спросил Приступа, продолжая разговор.
— Ждет. А я, понимаешь ли, вместо того чтобы к ней навстречу, бегу дальше.
— Ну, теперь-то ты…
— Что — теперь? Теперь как раз самое время мне в дальнем тылу быть, у гитлеровцев.
— Это где же?
— А хотя бы в Кракове. Хорошо? Так как думаешь?
До этого разговора Приступа не сомневался в том, что Кузнецов останется в их отряде. Он уже предвкушал, какие дела совершит отряд, заполучивший такого знаменитого разведчика. Теперь эта надежда рушилась.
— Гм! — произнес Приступа. — Это как же понимать? А я, Николай Иванович, думал, что вы с нами останетесь.
— Нет, друг, не могу, — сказал Кузнецов. — У меня есть свое, очень серьезное задание, если я не исполню его, то после хоть не живи.
— Вы уходите и товарищей с собой забираете?
— Придется…
— Ну вот, — разочарованно протянул Приступа. — Видишь, Вася, — обратился он к Дроздову, — что значит радиостанции не иметь: не хотят люди оставаться!
— Не в том дело, — возразил Кузнецов. — Вы на меня не обижайтесь, товарищи! Я должен идти потому, что мне нужно как можно скорее попасть к нашим, а там, я надеюсь, удастся приземлиться на парашюте где-нибудь, ну хотя бы в Кракове или где подальше. Там, надо полагать, слетелись сейчас крупные хищники. Если им вовремя не отрубить лапы, то, кто знает, может случиться, что с помощью своих друзей матерые преступники останутся на свободе, даже будут процветать.
— Это верно, Николай Иванович, — согласился Дроздов. — Только, говоря но правде, жаль нам отпускать вас. Но это дело личное, а так я от всей души желаю вам удачи и счастливой звезды.
Кузнецова, Каминского и Белова взялись сопровождать те же двое беженцев — Эрлих и Шпилька.
На рассвете все пятеро были готовы к походу. Покуда Приступа напутствовал проводников, Дроздов занимался, как он выразился, интендантской службой, и вскоре парнишка-партизан принес от него два самодельных рюкзака с продовольствием. Кузнецову пришлось их взять.
— Ну, бывайте, — сказал Приступа, когда обменялись рукопожатиями.
— Бывайте и вы, — отвечал Кузнецов.
В это слово вкладывали все, чего желали друг другу на прощание: счастливого пути, удачи, скорой победы.
— Да, — сказал Кузнецов в последний момент, — девушке этой, Вале, если раньше меня ее увидите, скажите: привет, мол, передавал Кузнецов. Не забудете?
Валя в это
Ее везли все дальше и дальше на запад, и к середине лета она оказалась в Мюнхене, в тюрьме. Отсюда ее, вместе с партией заключенных, среди которых были русские, чехи, французы, болгары, послали на земляные работы. Она бежала из лагеря. Это было уже в начале 1945 года. Гитлеровская Германия доживала последние дни. Около двух месяцев Валя пробиралась на восток, днем скрывалась от людей, а ночью продолжала свой путь — она шла навстречу Красной Армии.
Тут ее ждали новые испытания. Она оказалась в американской зоне оккупации и не могла оттуда выбраться. Тщетными были все просьбы и уговоры: ее не отпускали к своим. Тогда она решилась на побег — второй в своей жизни. Ей казалось, что, появись еще новое препятствие, и она не выдержит — это был предел. И когда — впервые за много времени — увидела она фуражку с красной звездочкой, увидела гимнастерку с погонами (погон на наших военных она еще не видела), когда наконец ей ласково протянул руку советский офицер в приемной комендатуры, слезы покатились по ее лицу, и она не закрывала лица, она вспомнила, что уже очень, очень давно не плакала, кажется, с того дня, как убили ее отца…
Славные подвиги партизана-разведчика Героя Советского Союза Николая Ивановича Кузнецова известны всему советскому народу. Его имя стало символом величайшей отваги и мужества, безграничной верности Отечеству, беззаветной любви и преданности Коммунистической партии.
Судьба легендарного героя, действовавшего во время Отечественной войны в глубоком тылу фашистов, волновала и до сих пор волнует миллионы тружеников нашей страны. И вот совсем недавно установлены обстоятельства его смерти.
2
«Красная звезда», 23 декабря 1959 года.
…Весной 1944 года Николай Иванович Кузнецов и его боевые друзья Ян Станиславович Каминский и Иван Васильевич Белов, выполнив во Львове задание командования, пробивались в расположение советских войск, победоносно шедших на запад. В ночь на 9 марта они добрались до села Боратин, Бродовского района на Львовщине, Отсюда партизаны уже хорошо видели вспыхивающие вдали огни, до них доносился грохот сотрясавших воздух орудий — это была линия фронта.
Измученные и голодные партизаны зашли в крестьянскую хату на краю села, чтобы немного отдохнуть и обогреться. В это время по улице проходили бандиты из украинского националистического подполья. Освещенное в поздний час окно привлекло их внимание. Десяток озверелых бандеровцев с автоматами и винтовками на изготовку ввалились в комнату. Их главарь, сотник Черногора, опознал в сидевшем за столом в форме немецкого офицера советского партизана и в восторге воскликнул: «Зиберт!» (После убийства на улице Львова фашистского вице-губернатора Галиции Отто Бауэра и высокопоставленного чиновника Генриха Шнайдера гестапо объявило за голову Кузнецова, носившего имя немецкого офицера Пауля Зиберта, 25 тысяч немецких марок.)