Солдаты невидимых сражений. Рассказы о подвигах чекистов
Шрифт:
Судя по документам, карательной деятельностью генерал Пиппер занимался с первых дней войны. Со своими эсэсовскими батальонами он побывал во всех оккупированных гитлеровцами странах. На Украине пипперовцы свирепствовали месяцев пять.
На штабной карте генерала Пиппера красной точкой был обозначен квартал леса, где мы находились. Это явилось делом рук Наумова-Науменко, но место предатель указал не совсем точно. Поэтому-то вражеские мины и снаряды долго разрывались в стороне от лагеря.
В два
Мы решили отойти к северной границе Ровенской области, чтобы здесь привести в порядок отряд и попытаться самолетом отправить в Москву раненых. В Цуманских лесах осталась небольшая группа под командованием Бориса Черного. Ему вменялось в обязанность маневрировать, скрываться от карателей и принимать наших людей, которые будут приходить из Ровно.
Через день после нашего ухода гитлеровцы принялись бомбить с самолета и обстреливать артиллерией теперь уже пустой квартал леса. После мощной артиллерийской подготовки они бросились в наступление на лагерь. Что их ждало? Из лагеря каратели волокли «трофеи» — трупы своих же бандитов. Накануне в бою партизаны уложили не менее шестисот фашистов.
Мертвую тушу генерала Пиппера гитлеровцы отправили самолетом в Берлин. Фашистские газеты, оплакивая этого бандита, писали, что он был надежной опорой оккупационных властей, но больше уже не называли его «мейстер тодт» — «мастер смерти».
Генерал фон Ильген с приближением линии фронта всерьез забеспокоился о ценностях, которые он «приобрел» на Украине. Опасаясь, как бы эти ценности не вернулись к их законным хозяевам, генерал решил отправить их в Берлин.
Ценности занимали двадцать чемоданов, поэтому пришлось для отправки сформировать целую бригаду во главе с адъютантом генерала, гауптманом. Под его началом поехали немец-денщик и четверо солдат, которые постоянно жили при генеральском доме и несли здесь охрану. Вместо этих «чистокровных арийцев» генерал временно приблизил к себе в качестве прислуги «казаков».
«Казаками» гитлеровцы называли советских военнопленных, которые соглашались им служить. Это были малодушные люди, поступившиеся честью и совестью ради того, чтобы спасти свою шкуру. Но во многих из этих людей все же говорила совесть. Им было стыдно, что они предали родину; им хотелось отплатить гитлеровцам и за позор плена и за бесчестие службы в «казаках». Они искали возможности искупить свою тяжкую вину. Многие из «казаков» с оружием, полученным от фашистов, бежали в леса к партизанам.
Вот таких-то «казаков» временно и приблизил к себе фон Ильген. Одного из них он назначил своим денщиком и поселил
Все это было учтено нами.
Коля Маленький стремглав побежал на квартиру, где его ждали Кузнецов, Струтинский, Каминский и Гнедюк. Они были одеты в немецкую форму.
— Валя сказала, что можно ехать, все в порядке, — выпалил Коля.
— Хорошо. Беги сейчас же на «маяк». В городе сегодня опасно оставаться. Беги, мы тебя догоним, — сказал Кузнецов.
— Тикаю! Прощайте, Микола Иванович!
Через несколько минут Кузнецов с товарищами были уже у дома фон Ильгена. Кузнецов в форме обер-лейтенанта (он был уже повышен в звании) первым вышел из машины и направился к дому.
Часовой, увидев немецкого офицера, отсалютовал:
— Господин обер-лейтенант, генерал еще не прибыл.
— Знаю! — бросил ему по-немецки Кузнецов и прошел в дом.
Вслед за ним вошел и Струтинский.
— Я советский партизан, — отчетливо сказал денщику Кузнецов. — Хочешь остаться в живых — помогай. Нет — пеняй на себя.
Денщик опешил: немецкий офицер заявляет, что он партизан! Стуча от испуга зубами, он пробормотал:
— Да я зараз с вами. Мы мобилизованные, поневоле служим…
— Ну смотри!
Обескураженный денщик, все еще не веря, что немецкий офицер оказался партизаном, застыл на месте.
— Как твоя фамилия? — спросил Кузнецов.
— Кузько.
— Садись и пиши.
Под диктовку Николая Ивановича денщик написал:
«Спасибо за кашу. Ухожу до партизан. Беру с собой генерала. Казак Кузько».
Эту записку положили на видном месте на письменном столе в кабинете генерала Ильгена.
— Теперь займемся делом, пока хозяина нет дома, — сказал Кузнецов Струтинскому.
Николай Иванович и Струтинский произвели в квартире тщательный обыск, забрали документы, оружие, связали все это в узел.
Струтинский остался с денщиком, а Николай Иванович вернулся к часовому. Около того уже стоял Гнедюк. Кузнецов, подходя, услышал:
— Эх ты! — повторил Гнедюк. — Був Грицем, а став фрицем!
— Тикай, пока живой, — неуверенно отвечал часовой. — Какой я тебе фриц!
— А не фриц, так помогай партизанам!
— Ну как, договорились? — спросил подошедший сзади Кузнецов.
Часовой резко повернулся к нему, выпучив глаза.
— Иди за мной! — приказал Кузнецов часовому.
— Господин офицер, мне не положено ходить в дом.
— Положено или не положено — не важно. Ну-ка, дай твою винтовку. — И Кузнецов разоружил часового.
Тот поплелся за ним.
На посту за часового остался Коля Гнедюк. Из машины вышел Каминский и начал прохаживаться около дома.