Солдаты невидимых сражений. Рассказы о подвигах чекистов
Шрифт:
Но задержанному было не до смеха. Он но мог оценить, какое впечатление произвел его рассказ на Набатова, и ожидал, о чем еще спросит капитан.
— Значит, вы не тот, за кого себя выдавали? — спросил Набатов.
— Как видите.
— В таком случае назовите свою настоящую фамилию.
— Тогда мне пришлось бы многое объяснять вам. Уверяю вас, я ничего не буду скрывать, сделайте перерыв.
— Где вы взяли партийный билет, паспорт и эти рецепты на имя Сурского?
— Вы сомневаетесь в правдивости моих показаний? Это вполне естественно. Ваше положение обязывает к этому. Но прошу поверить, что я покаялся не
— Где же все-таки вы взяли документы?
— В домике лесника Сурского, — последовал ответ, который чуть не вывел Набатова из обычного равновесия.
Сдерживая себя, он спросил:
— Вы будете отвечать на мои вопросы?
— Я отвечаю.
— Вы лжете.
— А что я должен делать? Я столько врал за свою жизнь и мне столько врали, что теперь… Допрашивайте меня! — вдруг повысил он голос, как бы испугавшись своей откровенности.
— Говорите.
— Вы чиновник ГПУ или классная дама? Бейте меня, пытайте раскаленным железом…
— Дальше, — спокойно заметил Набатов.
— Я готовился к пыткам, к смерти. — Но тут же он стал просить прощения: — Сказывается сила пропаганды, которую нам преподносили немцы лошадиными дозами… Прошу извинить… Не откажите папиросу!
Так продолжалась борьба между этими столь различными людьми, в ходе которой Набатов припомнил показания ранее разоблаченных им агентов немецкой разведки, выходцев из эмигрантского националистического болота, Голубовского, Сахно, Грицко. Почему-то вспомнил красноармейца Кубинова с червяком. «Червь… скорпион… клещ…» — стучало в усталой голове. Затем он несколько раз мысленно повторил слово «клещ». «Да, это «Клещ», сомнений быть не может, — думал он и хотел уже крикнуть: «Ты же, поганая тварь, «Клещ» — предатель и махровый шпион». Но возгласа не последовало. Набатов знал, что такой преступник как «Клещ», мог ответить на это «да», но засмеяться и больше не сказать ни слова.
— Почему же вы не хотите назвать свою фамилию и объяснить, где взяли эти документы? — вернулся Набатов к старому вопросу.
— Разве вам интересно бить лежачего? Вы меня сразили, я лежу на обеих лопатках. Я начал говорить, и мне предстоит очень многое сказать. Я скажу все, но не заставляйте меня делать это сегодня. Вы же хорошо знаете психологию преступника. Если он не захочет говорить — не требуй, не угрожай: не поможет. Но когда он скажет — выложит все. Он расскажет о преступлениях, которые совершил бог весть когда и в которых никто бы его не заподозрил. Что заставляет преступника расстегивать все пуговицы своей души? Не скрою, вы меня заставили говорить не логикой, не фактами, умело вами использованными. Для преступника логика — пустяк. Вы подкупили меня своей убежденностью и мужественной выдержкой. Извините, я не такой встречи ожидал, я думал, что вы будете пытать.
Опустив голову, он зарыдал.
— Я знаю, — заявил Набатов, — что большой преступник спешит признать десятки мелких краж, чтобы избежать наказания за более тяжкие преступления. Такую тактику избрали и вы. Почему вы не хотите сказать о своем участии в антисоветской деятельности?
Вытирая
Видя, что он обходит подводные камни, не хочет сказать, где находился и чем занимался сам во время войны, Набатов спросил об этом. Но тот увильнул:
— В сороковом году я порвал и с «ровсовцами», и с бандеровцами. Нас, стариков, выжили молодые…
Набатов посмотрел на часы. Была полночь. Мысль, что перед ним — парашютист, который пытается всеми способами оттянуть время, чтобы выиграть, не покидавшая его в течение всего допроса, теперь овладела им с особой силой: «Что, если в эту минуту его напарники выполняют свое гнусное задание или перебираются через линию фронта с собранными разведывательными данными?»
— Слушайте, вы… — Набатов хотел выпалить все, что он знал о «Клеще» из показаний Голубовского и многих других агентов германской разведки, но воздержался: — Вы почему-то в числе своих знакомых не назвали ротмистра Голубовского. Может быть, объясните?
— Я не знаю такого.
— Не хотите ли познакомиться с ним?
— Нет.
— Почему?
— Он вам ничего нового не скажет.
— Значит, вы знаете его?
— Да.
— По совместной работе в разведоргане — штабе «Валли»?
Старик молчал. Но Набатов теперь больше чем когда-либо был уверен в том, что перед ним тот самый «Клещ», о котором он много слышал, как о старом шпионе и одном из «референтов по России».
Сейчас капитан сделал еще один шаг к победе, а противник — к поражению. Но этого было мало. Вот почему он, заметно волнуясь, вытирая испарину, выступившую на лбу, «наседал» на врага, не давая ему опомниться.
— Слушайте, вы «Клещ», не к лицу вам, матерому шпиону, ходить вокруг да около, как новичку. Давайте говорить начистоту.
Тот сделал паузу, рассматривая свою фуражку, будто только что купил ее.
— Преклоняюсь перед вами, капитан Набатов, — промолвил вдруг «Клещ». — О ваших способностях я слышал давно, но… но вы превзошли все. Откуда вам известна моя кличка? — заерзал он на стуле.
— Я вас не спрашиваю, откуда вы узнали мою фамилию. Скажите, как вы попали сюда, а не в другое место, куда вас столько времени готовили?
— Вы и это знаете. Похвально. Не зря я боялся попасть в ваши руки. Вы предлагаете говорить начистоту. Давайте. Я готов. Полмиллиона чистоганом за тайну, которую я вам открою, и за то, чем я буду полезен вам вообще. Много? Торговаться, по меньшей мере, не гуманно, когда стоит вопрос о проигрыше или выигрыше сражения, о гибели или спасении многих тысяч жизней…
— Только за деньги гуманно?
— А вы думали за карие очи?..
— С каким заданием вас выбросили к нам на самолете?
— Мы не договорились.
— Сожалею, что вы не понимаете своего положения.
— Разрешите подумать до утра… У меня болит голова.
Набатов прервал допрос и сам отвел «Клеща» к ординарцу.
После дождя ночью было тепло и тихо. Тишину нарушали лишь отдаленные глухие разрывы снарядов, пулеметная грызня, окрики часовых да надоедливое кваканье лягушек.