Солдаты живут
Шрифт:
Инерция прыжка развернула зверя. Бовок ухитрилась ударить меня на лету лапой и отшвырнуть в сторону. Приземлившись, она занялась торчащим из ее тела черным копьем. Доспехи выдержали удар ее когтей. Несколько секунд я не мог отличить верх от низа, зато голова удержалась на шее.
Я снова завладел бамбуковым шестом, но не копьем. Форвалака извивалась, визжа, рыча и кусая копье, а мои товарищи проявляли осторожность, не желая угодить под удар. Время от времени кто-то пускал в нее очередную стрелу или метал дротик, когда это можно было сделать, не рискуя промахнуться.
Ворошки пока оставались вне схватки. Один горел на
К доспехам Жизнедава прилагался огромный черный меч, похожий на Бледный Жезл дядюшки Доя. Я извлек его из ножен, когда форвалака попыталась приблизиться ко мне. Несмотря на возбуждение и страх, я чувствовал себя почти глупо. Ведь прошли десятилетия с тех пор, как я брал в руки меч не для уроков фехтования с Доем. А этот меч я совершенно не знал. Может, он предназначен лишь для показухи и сломается после первого же удара.
Оборотень проковылял несколько шагов вперед. От него срикошетил пущенный кем-то огненный шар. Мелькали все новые дротики и стрелы. Форвалака снова попыталась дотянуться до раны, из которой торчало копье Одноглазого. Все стрелы и дротики через некоторое время выпадали, но только не это черное копье. Оно медленно погружалось все глубже и глубже.
Я шагнул вперед, ударил. Кончик моего меча на несколько дюймов рассек левое плечо большой кошки. Она едва заметила эту рану — кровотечение через несколько секунд прекратилось, и рана закрылась, заживая у меня на глазах.
Я ударил вновь вблизи того же места. Потом еще раз. Не от отчаяния. Ее живучесть не была сюрпризом, но раны теперь исцелялись медленнее, чем прежде. А копье погружалось все глубже и глубже. И форвалака, кажется, стала терять волю к схватке.
Крики!
Уцелевший Ворошк пикировал на меня, быстро приближаясь. Его защита отклоняла сперва взлетающие навстречу огненные шары, потом стрелы. Я сперва затанцевал, чтобы не оставаться на месте, потом остановился, чтобы отпрыгнуть, когда он окажется достаточно близко. Колдун взмахнул рукой, словно собираясь что-то бросить. Но не успел, потому что неизвестно откуда возникла моя белая ворона и ударила его сзади. В голову. И его подбородок уткнулся в грудь.
Вряд ли колдун хоть как-то пострадал от удара, зато он на секунду забыл про меня и занялся вороной. Птичка уютно расположилась у него на плече и теперь старательно пыталась выклевать ему глаза.
Даже вблизи я не смог увидеть его лица. Его скрывали складки той же ткани, которая окутывала и все прочее.
Я замахнулся, но не рассчитал скорости колдуна. Лезвие врубилось в шест, на котором он летел, примерно в футе позади его задницы и вырвалось у меня из рук. Ворошк ударился о землю, потом отскочил в воздух и полетел прочь по широкой дуге, ведущей на север, непрерывно крутясь вдоль оси шеста. Покрывало (или мантия, или что там еще) колдуна развевалось в небесах. От него отрывались лоскуты и медленно падали.
Форвалака продолжала слабеть. Некоторые из моих людей осторожно выходили из-за укрытий и окружали зверя. Госпожа и Дой встали рядом со мной на расстоянии длины меча от форвалаки. Они держали обессиливающие фетиши, которые Тобо смастерил, используя хвост и клочки шкуры, которые форвалака оставила, когда убила Одноглазого. Фетиши были особенно эффективными еще и потому, что Госпожа и Тобо заговорили их, используя настоящее имя Лизы-Деллы Бовок.
— Лебедь, возьми взвод и проверь того колдуна, что горит на склоне, — приказал я. — Будь осторожен. Мурген, приглядывай за остальными двумя. — Подбитый было Ворошк уже управился со своим шестом и теперь медленно летел в нашу сторону, набирая высоту и приближаясь к уцелевшему коллеге, который остался в воздухе и все еще медленно поднимался вверх. Однако теперь уже он начал дрейфовать по ветру, а его черная мантия местами занялась реальным пламенем.
— Дорогая, ты сможешь приглядывать за Гоблином? — спросил я. Наш таинственно воскресший брат вел себя чрезвычайно тихо все время, пока семейство Ворошков обменивалось любезностями с Черным Отрядом. Если только я не просмотрел что-либо, пока был слишком занят.
— На него прямо сейчас нацелены два гарантированно хороших бамбуковых шеста.
— Превосходно. Ты сделаешь побольше таких штуковин, как только мы вернемся домой? Это лучшее оружие, которое у нас когда-либо имелось.
— Сколько-нибудь сделаю. Если будет время. Как только моя сестричка узнает о нашем возвращении, мы станем чрезвычайно заняты.
Мир внезапно залил свет цвета яичного желтка. Он поблек быстрее, чем я взглянул вверх и увидел, как на том месте, где дрейфовал дымящийся Ворошк, распустилось облако в форме тысячерукой морской звезды.
Другой Ворошк снова летел на север, на сей раз окончательно. И некто падал прямо на нас, волоча за собой огромное полотнище развевающейся черной ткани, из которой валил дым. Бревно, на котором Ворошк летал, бесследно исчезло. Падение колдуна казалось ужасно медленным.
Тем временем со склона подал голос Лозан Лебедь — кричал, что ему нужны носилки.
— Значит, тот, на склоне, еще жив, — пришла к выводу Госпожа.
— А у нас есть заложник. Ткните кто-нибудь в эту тварь палкой. Наверное, она прикидывается дохлой. — Форвалака перестала сопротивляться и лежала на спине, слегка накренившись и сжимая обеими руками древко копья Одноглазого.
— Руки, — сказал Мурген, когда Дой потыкал монстра длинным бамбуковым шестом.
— Руки, — согласился я. У оборотня началось изменение. То самое изменение, которого она столь страстно желала с тех пор, как мы убили ее хозяина и любовника Меняющего Облик. Давным-давно, еще во времена нашего первого наступления на Деджагор.
— Она умирает, — сказала Госпожа. В ее голосе прозвучало и удивление, и легкое разочарование.
30. Хатовар. Затем разожгите огонь
Нарастающий вопль валился на нас с неба. Кувыркающийся Ворошк проломил крышу навеса. Вопль оборвался. Взлетели обломки крыши.
— Мурген, сходи посмотри, — велел я. Когда я снова взглянул на форвалаку, то обнаружил, что к нам присоединился Гоблин. Он протолкался сквозь толпу и встал возле монстра, разглядывая его. Он уже наполовину изменился, густо испещренные шрамами руки и ноги стали женскими. Бовок пока оставалась в сознании и узнала Гоблина. Коротышка с лягушачьим лицом сказал: