Солнце больше солнца
Шрифт:
– Власть должна уметь налаживать городскую жизнь так, чтобы у горожан было, что отдавать за продукты. Так всегда жили город и деревня, и так они и живут во всех странах мира. Но в нашем Центре засели люди, не способные к управлению. С голодом в городах они борются средством, на которое хватит ума последнему дураку: силой отбирать продукты у земледельцев.
Слушавшие Кережкова – в основном, мобилизованные крестьяне – откликнулись рокотом согласия. Он похлопал по шее лошадь, которая беспокойно переступала под ним, и заговорил снова:
– Я сам коммунист, товарищи,
Кережков окинул вопрошающим взглядом толпу, которая быстро росла. Ладный и видный, он продолжил речь в подмывающей искренности:
– Царь и его окружение, ради своих интересов, гнали нас на войну с германцами, с австрийцами, с турками. Многие из вас хлебнули этой войны. А теперь московское руководство, Центр, снова гонят нас на войну – не на такую же самую? Только вывески сменились. Вот почему мы восстали, товарищи!
Он поднял сжатый кулак:
– Долой войну за всемирную революцию! То будет война без конца, война, которая прикончит каждого из нас! Кто может представить эту самую победу всемирной революции? Что это за рай земной? Мы с детства слышали про рай на небе, а теперь нам сулят рай в будущем, и за него мы должны класть жизнь…
Из толпы отозвались:
– Брехню враками заменили!
Полная народа улица исторгала: «Заводы остановили, деревню грабят и обещают счастье всего мира!», «Это каким нас считают дурачьём!», «Ложку у тебя изо рта хвать – и гонят умирать за новую жизнь!», «Какая была старая – знаем. Какая настала после – узнали. А что за чудо – заря новой жизни?»
Кережков, поворачиваясь в седле вправо и влево, ответил громко и отчётливо:
– Её обещают те, кто дал нам нынешнюю. Вот и понимайте, какую они хотят дать новую!
Митинги забурлили по всему Бузулуку, восставшие выпустили из тюрьмы заключённых. Типографию загрузили до отказа – печатались воззвания: «Центр! Руки прочь от продуктов труда!», «Пусть Центр питается идеями мировой революции». Кережков сам прочитал корректуру написанного им своеобразного трактата, который позже называли также манифестом: «Созидатели домашних солнц».
Началась запись добровольцев в ряды Армии Правды – название дружно одобрили на одном из митингов. Повстанцами уже были заняты железнодорожные станции Тоцк и Погромная, часть конницы устремилась к станции Колтубанка и там перехватила автомобиль с уездным военкомом Сучковым и его спутниками.
Оренбург послал против повстанцев войска по железной дороге, 18 июля они выгрузились из поездов недалеко от деревни Курманаевки, куда эскадрон восставших привёз на подводах оружие для жителей. Эскадрон при поддержке спешно созданной крестьянской пехоты врасплох ударил по частям противника, были взяты трофеи и десятки пленных. Оренбург подбросил своим подкрепления. Силы повстанцев под началом Кережкова сосредоточились у деревни Антоновки – день, и без того жаркий, раскаляли стычки, переросшие в бой, когда шесть часов подряд пот смешивался с кровью. С обеих сторон била артиллерия, рвавшиеся над цепями атакующих снаряды разили их шрапнелью; конница восставших и их усевшаяся на телеги пехота стали обходить правый фланг врага – красноармейцы отступили перед Армией Правды.
22 июля повстанцы отрезали от основных сил противника карательный батальон ВОХРа, погнали его к заранее устроенной засаде за кряжком, выступающим над ельником. Внезапно подувший ветер примчал огромную тучу, она зачастила слепяще белыми вспышками изломистых молний, гром рвал перепонки, стеной рушился ливень. Вохровцы скопились в ельнике, молния ударила в старую ель – у той расщепилась, рухнула вершина, ель запылала, но огонь залило водой с неба. Повстанцы наседали на врага так неистово, будто буря была на их стороне. Красные попытались уйти, огибая кряжок, наткнулись на засаду, и кто не был убит, сдался.
Восстание перебрасывалось из уезда в уезд, агитаторы развозили воззвания; состав ревкомов, сельсоветов, комитетов продовольствия разбегался.
Армия Правды ринулась на Уральск, быстрое движение растянуло её, те, кто был впереди, не подождав приотставшие части, атаковали противника, который, оказалось, втрое превосходил повстанцев числом и имел вдоволь снарядов. Взять Уральск повстанцы не сумели и обошли его. И тут стало замечаться, как не хочет население долгой войны; горевшие тут и там костры зачадили, потух один, второй, третий.
Меж тем из Самары на силы Кережкова были брошены полки наёмных китайцев и красных венгров, бывших военнопленных австро-венгерской армии, с ними шли полки рабочих, чьи семьи в городах кормились хлебом, отнимаемым у деревни. Города напрягали мускулы, снабжая красноармейцев винтовками, пулемётами, патронами и снарядами, а восставшие располагали только тем, что отбивали у врага.
К середине августа части Армии Правды, вырываясь из окружения по разным дорогам, соединились у деревни Кинзягулово, здесь было всё, что уцелело: две тысячи сабель, семьсот штыков, восемь пулемётов и четыре орудия, при них шестьдесят снарядов.
Кережков настоял на контрнаступлении. 16 августа на рассвете восставшие устремились на Умёт Иргизский, накануне занятый тремя полками красных. Те выступили навстречу – тогда запряжки повстанцев понеслись к их флангам, доставили на удобные позиции пулемёты, и под их перекрёстным огнём красноармейцы отхлынули.
Однако с тыла на восставших двигались ещё три красных полка с десятью пушками, противник был и справа и слева – на расстоянии дневного перехода.
Кережков решил провести своих в Закаспийский край, там сентябрьским днём у озера Губачье весьма сократившаяся Армия Правды застала рыбаков на их промысле. Часть повстанцев смешалась с ними, спрятав оружие в рыбачьих шалашах, в двух из них были укрыты пулемёты. Остальные армейцы, уводя лошадей, оттянулись на некоторое расстояние.