Солнце больше солнца
Шрифт:
2
Сев на мерина, Неделяев пустил его шагом через луг к выезжавшим из леса верховым, своим товарищам: курсантам оренбургских кавалерийских курсов. Командир отряда на серой в яблоках тонконогой, с широкой грудью кобыле, что-то бранчливо говоривший другому коннику, заметил Маркела, крикнул:
– А ну живо ко мне!
Тот подъехал крупной рысью, и командир, молодой, с задиристо-спесивым лицом, сказал недобро:
– Почему не был с отрядом?
– Я Кережкова настиг!
– доложил Маркел, повернулся в седле, показал на дуб.
– Там он. От меня
– Что - там он? что-о?
– не веря, крикнул командир, глядя на парня как на придурка, и тут заметил на его рукаве кровь.
Все поскакали к семейству дубов, чтобы убедиться, как закончилось дело, вписавшееся в историю Южного Урала.
Шёл 1920 год, край усыхал под насевшей силой красных, в Оренбурге, в соседней Самаре, по уездам и волостям заглавную роль играла вгоняемая в затылки пуля, укореняя страх в населении. Продовольственные отряды навещали каждую станицу, деревню, хутор - забирали зерно, картошку, яйца, угоняли скот. Ограбляемый люд с голодухи варил похлёбку с выползками и лягушками, а на стенах изб, занятых под ревкомы, сельсоветы и комитеты бедноты, наклеивались плакаты: "Вперёд к заре новой жизни", "Нам светит маяк светлого будущего", "Ура мировой власти коммуны!"
И при этом торжестве революции 14 июля 1920 года 9-я кавалерийская дивизия, которая расположилась близ уездного города Самарской губернии Бузулука в сёлах Медведке, Каменной Сорме, Липовке, Ново-Александровке, восстала. Сюда дивизию отвели с низовьев Урала, когда там задохнулось сопротивление уральских казаков; её должны были пополнить людьми, лошадьми и оружием, чтобы забросить в дымную даль советско-польской войны. Но люди замитинговали.
Около десяти утра ревком Бузулука получил требования, доставленные делегатами дивизии, которых сопровождала неслабая охрана. В комнату с длинным голым столом набились главные лица власти. Секретарь уездного комитета партии, предполагая естественный вопрос - уведомлено ли губернское начальство и какие поступили указания?
– сказал, что телеграфные провода перерезаны, город окружают восставшие. Затем он перечитал - теперь уже вслух, раздельно, для всех - напечатанное на ундервуде:
"Упразднить продовольственные отряды. Разрешить земледельцам продажу хлеба, масла, яиц и всех остальных продуктов их труда. Выдать особо виновных в насилии и кровопролитии ..." Следовали пятнадцать фамилий, большинство названных командовали продотрядами.
Под требованиями стояла колонка подписей, первая - "Начальник 9-й кавдивизии Кережков".
Услышавшие это впали в мучительное беспокойство, перебирая свои тайные догадки. Кережков, большевик с дореволюционным стажем, в ноябре семнадцатого года командовал первым в Оренбуржье отрядом красной гвардии, который одержал первую, опять же, победу над сторонниками Дутова - юнкерами, - отбив у них станцию Ново-Сергиевка.
– Куда Саламатин глядел?
– был задан вопрос председателю уездной ЧК.
Саламатин возглавлял в 9-й кавдивизии Особый отдел, чьё прямое назначение: слежкой, вынюхиванием обнаруживать гнильцо и плесень, не говоря уже о червоточине измены.
– От него ничего не поступало. Наверно, он устранён, - ответил руководитель людей с чистыми руками и горячим сердцем.
– Если бы так... Его подпись вот! Вторым поставил, - проговорил, с тяжкой мрачной задумчивостью уставясь в бумагу, секретарь уездного комитета партии.
Его спросили, кто ещё подписался, и он стал зачитывать:
– Военком дивизии Трифонов, военком штаба дивизии Зайцев...
Подписались начальник штаба, комбриги, командиры полков, комиссары бригад и полков.
Острая озабоченность так уплотнилась в комнате с закрытыми из предосторожности окнами, что резко запахло потом, обильно выделяемым заседающими. На каждого давило: а не узнано ли коммунистами кавдивизии что-то, пока неизвестное в бузулукском ревкоме? Тут в аккурат прибежал посыльный из гарнизона, доложил: среди солдат ходят слухи, что в Самаре восстали стоящие там части и что в самой Москве "власть разделилась".
– Подкинули агитаторы от Кережкова, - сказал странно мирно партийный секретарь.
Председатель ревкома предложил отобрать у солдат винтовки и раздать тем коммунистам, на кого можно надеяться. С ним согласились, стали вставать со стульев, и секретарь громко произнёс:
– Надо записать, чтобы осталось на случай отчёта, что мы создали военно-революционный комитет для борьбы с мятежом!
Запись заняла несколько минут, все повалили из комнаты. Уездный военком Сучков сел в большой открытый автомобиль, куда поместилось ещё пятеро из тех, чьей выдачи требовали восставшие, взревел мотор - машина, поднимая по улице пыль, унеслась в сторону, противоположную селу Ново-Александровка, где стоял штаб 9-й кавдивизии.
По полевым дорогам на Бузулук в обдающий зноем день надвигалась конница, катили на высоких колёсах двуколки с пулемётами, шестёрки рослых лошадей тянули трёхдюймовые пушки. По сторонам вызревшие хлеба поднимались лишь отдельными участками, остальная земля заросла сорняками, оставшись незасеянной, - мало кто сумел уберечь семенное зерно от продотрядников, да и не тянуло сеять ради того, чтобы людям с винтовками и маузерами было что выгребать.
3
К ревкому подскакали конники, из-за двери выглядывал служащий. Один из верховых подозвал его взмахом руки и, наклонившись с седла, передал ему пакет. Служащий побежал к секретарю уездного комитета, который прочитал: "Сложить оружие в течение двадцати минут. Иначе город будет взят с боем и виновные в сопротивлении предстанут перед судом. Кережков".
Секретарь обмакнул перо в чернильницу и на чистом листе торопливо написал: "Начдиву за 20 минут вернуть воинские части на место стоянки. Выслать представителя для переговоров. За кровопролитие ответственность ляжет на Вас". Показал лист председателю ревкома:
– Будем подписываться?
– Напиши просто: ревком.
Секретарь написал, протянул бумагу служащему:
– Они придут, и им передашь. Тебя не должны тронуть.
Второй автомобиль унёс из города партийного секретаря, председателя ревкома, председателя уездной ЧК и несколько персон помельче.
Через полчаса по Бузулуку промчалась к вокзалу конная разведка восставших. Затем в улицу, на которой забрал себе здание ревком, стала втягиваться колонна всадников. Передний - сухопарый, мужественно красивый - был в гимнастёрке, перехваченной крест-накрест кожаными ремнями, при шашке и кобуре с пистолетом "штейр"; из-под мягкой фуражки с алой звёздочкой выбивались чёрные густые волосы. Это тридцатилетний начальник 9-й кавалерийской дивизии Андрей Кережков. Конник справа от него держал знамя, упирая его древко в стремя, по красному полотнищу было выведено густо зелёным: "Соц. Южноуральская Респ."