Солнце больше солнца
Шрифт:
Чекисты помолчали, следя за ним. Следователь произнёс:
– Учитываем твою молодость, незрелость характера. А что ты ему голову отрубил - это был у тебя припадок.
Маркел надулся:
– Я не припадочный.
– Отрубил, понёс за дерево - для чего? зачем?
– Ну, нашло на меня!
– То-то и оно!
– кивнул следователь и опять переглянулся с двумя своими.
Неделяева освободили. На собрании партийной ячейки секретарь, сжимая кулак и постукивая им по столу, говорил Маркелу:
– Ты по молодости сделал
Неделяев, потупившись, твердил, что признаёт ошибку, при этом думая о секретаре и других собравшихся, которые тому поддакивали: "Вы - коммунисты сегодняшнего дня, и все ваши заботы и мысли - в этом дне. А я - человек завтрашних сил коммунизма, и то, что я такому врагу голову отсёк, будет тогда правильно пониматься как боль за идею всемирного могущества!"
Из партии его не исключили, но ошибочный поступок поставили ему на вид. И по окончании курсов, хотя он был одним из лучших на занятиях, ему не присвоили командирское звание. Секретарь партийной ячейки позвал его к себе, и Неделяев узнал, что должен завтра в три часа зайти в губчека. Глядя в бумажку, секретарь назвал номер кабинета и фамилию человека, к которому надо явиться.
Человек, сидя за столом, читал бумаги; он был вроде бы нестар, но с морщинистым лбом и седыми висками. Бегло кивнув вошедшему Маркелу на стул, снова занялся чтением, затем убрал бумаги в стол.
– Вы нам известны, - произнёс удовлетворённо, как если бы ему было очень нужно узнать что-то о Неделяеве и он это узнал.
В кабинете повисло молчание. Маркел двинулся на стуле, потёр ладонями колени.
– Я вашим товарищам на всё ответил полностью, - сказав это, он душою перенёсся в те минуты, когда объяснял следователю своё понимание особо вредных идей, а самого обуревала заветная великая идея. Сейчас то же чувство подзадорило его: - Сколько ещё вокруг врагов! Примите меня к вам служить, поручите уничтожать их!
– он глядел на чекиста широко раскрытыми глазами, стремясь выразить самую истовую преданность.
Тот ведал кадрами и как раз и собирался дать Неделяеву должность: выворачивать у арестованных нутро, приговорённых оделять последним шлепком. Но Маркел своей резвостью подвёл себя под поступающие сверху предостережения: о вреде излишеств в страстях (в садистских - тоже).
– Люди у нас имеются, - сухо сказал нестарый человек с морщинистым лбом.
Неделяев в обиде ждал, что тот скажет ещё. Хотелось выказать гордость и ум, но не хватало духа: был неодолим страх от того, где он находится.
– Никто не видел, как вели себя вы и Кережков перед его смертью. Всё ли так, как вы рассказали?
– промолвил чекист с едкостью недоверия.
Маркел всё время помнил о прокламациях, которые взял из руки Кережкова и сунул в карман. Он не сказал о них командиру отряда, молчал и потом и произнёс сейчас клятвенным тоном:
– Как оно было, так я отвечал и могу повторить!
– Что же, если вдруг что-то припомните - такое бывает, - придите и скажите нам. Для вас это будет лучше, - неспешно и властно проговорил чекист.
У Маркела взыграло ретивое от чувства, что он недооценён.
– Вы вот говорите - у вас имеются люди против всех опасных врагов. Но те идеи, которые сеял Кережков, живут! И чтобы их победить - очень много надо устроить! Нужно установить всемирное могущество - только тогда идеи Кережкова посрамятся!
Чекист подумал: "Ишь, как тянешься к роли повыше!" Бросил жёстко:
– Не надо себя считать умнее других! Мелко плаваешь пока!
– и заключил с неприязнью: - Свободен!
Неделяев из губчека сразу же пошёл к секретарю партийной ячейки. Тому было весьма любопытно, зачем Маркела вызывали. Передав краткий разговор с чекистом, парень нервно и оскорблённо пожаловался:
– Я служить хочу, и что мне теперь - землю пахать или на рабочего учиться? Я же оружием владею!
Секретарь сделал значительное лицо:
– Я поговорю с партийными товарищами в милиции. Я знаю - им нужны непьющие.
И вскоре Неделяев получил документ "уполномочен надзирать за порядком в волостном селе и во всей волости..." Село, куда, по его просьбе, он был послан, была его родная Савруха.
5
За ним записали саврасую малорослую крепкую лошадь с длинной гривой. Он восседал на ней, облачённый в новую длиннополую шинель, обутый в новые яловые сапоги, которыми был несказанно доволен. Шашки ему теперь не полагалось, но из-за плеча высовывался ствол казачьей, без штыка, винтовки, к боку прилегала кобура с наганом.
Неделяев ехал шагом по дороге, которая тянулась по возвышенности вдоль леска, что справа жался к обочине; с левой стороны лежало слегка посыпанное снегом поле, за ним извивалась замёрзшая речка, видная лишь местами за полосой голого, но густого мелколесья и кустарника. Впереди в долине и далее на изволок виднелись постройки и дворы села Савруха под серо-серьёзным зимним небом. День, тускнея, плыл в сумерки.
Два года назад Маркел вместе с другими новобранцами Красной Армии ушёл отсюда растерянный, жалеющий себя, придавленный страхом войны, а ныне возвращается человеком власти - хоть и не из первых в последней десятке.
Он обогнал нескольких баб: те шли в село с тощими мешками за спиной и, обернувшись и узрев верхового военного, торопливо подались в сторону от дороги. Маркел перевёл лошадку на рысь, пустился безлюдной улицей, оставляя позади двор за двором; поравнявшись с приоткрытыми воротами, натянул повод, вглядываясь в крытый жестью дом, который был заметно больше соседних. Из пяти его окон три оказались забиты досками. В просторном дворе чернели обгоревшие стены постройки; конюшня, хлев, амбар, другие строения были целы.