Солнце цвета стали
Шрифт:
– Так это только те, что на виду, – отозвался старший из русичей, не поворачивая головы, – остальные спрятаны – вон там, за занавесом. Есть наверняка и ниши в стенах…
Расшитый занавес, отгораживающий заднюю часть помещения, висел явно не только для красоты, да и стены, как верно подметил глаз опытного воеводы, были странной формы.
– Я-то в добром, – ответил Гарун аль-Рашид голосом тонким и капризным, каким обычно жалуется избалованный ребенок, – а вот как поживает ваш император?
– Его величество оставил нас, –
– Это я люблю. – Гарун аль-Рашид оживился, глаза на морщинистом личике заблестели. – Можешь преподносить!
Ромейские слуги, повинуясь жесту Мануила, шагнули вперед. Каждый из них по очереди открывал ларец, который до этого держал в руках, и ставил его перед ложем, заменявшим трон. Халиф вытягивал шею, пытаясь лучше рассмотреть подношения.
– Редкие камни с северных морей, именуемые янтарем, – в голосе посла слышались нотки торговца, расхваливающего товар, – собольи и куньи меха из далеких лесов, где. живут неведомые народы…
– Как это – неведомые? – втихомолку обиделся Лычко. – Мы там живем!
Ивар недовольно хмыкнул: оскорбившийся русич помешал ему дослушать перечень до конца.
– А здесь те грамоты, что шлет цесаревна императрица могучему халифу, заверяя мои полномочия! – Последнюю шкатулку, куда меньшую, чем те, что содержали дары, Мануил поставил на пол сам.
– А, ладно, во имя Аллаха… – махнул рукой Гарун аль-Рашид. Судя по его довольному взгляду, подарки ему понравились. – Воистину не думаю, что ты самозванец.
Посол молча поклонился.
– Твои грамоты мы, как и положено, прочитаем, – халиф зевнул, должно быть, беседа ему уже наскучила, – и, дабы обсудить дела, призовем тебя снова. Можете идти…
Мануил поклонился еще раз и принялся медленно, по шажку, отступать к двери. Свите тоже пришлось пятиться, и так, точно стадо раков, они и выбрались в коридор.
– Уф, – сказал Ингьяльд, – этот халиф показался мне куда опаснее, чем гадюка…
– Тише ты! – одернул его Бузислав. – Тут и у стен могут быть уши!
Кари в изумлении оглянулся, выискивая торчащие из стен уши. И, к его разочарованию, ничего не обнаружил.
В молчании прошагали всю обратную дорогу по дворцу, забрались в седла и выехали на улицы Багдада. Тут было жарко, зной разливался волнами, заставляя жаться к стенам домов, в тень. Лишь когда от дворца халифа осталась видна только крыша, молчание было нарушено.
– Ты прав… – промолвил Мануил, бросив острый взгляд на Ингьяльда. – Он опаснее, чем гадюка, тарантул и лев, вместе взятые, потому что те убивают по злобе или от голода, а этот – просто из прихоти! Кажется мне, что от посольства этого не будет толку.
И бывший купец нахмурился, в глазах его промелькнула тревога.
– Почему? – поинтересовался Бузислав.
– Женщину здесь не считают за правителя, – невесело
– Что же делать? – спросил Ингьяльд слегка растерянно.
– Нам – исполнять свой долг! – отчеканил Ивар. – А дальше – пусть будет то, что спрядут Норны! Их пряжу не распутают сами боги!
Ночь была густой и черной, словно кофе – горький напиток, который пьют в Багдаде все, от нищих до самого халифа. Громадный город спал под одеялом из ночного неба, затканного звездами. Из окна караван-сарая виднелось только оно, да еще пятачок земли у ворот, освещаемый факелами. Дома успешно прятались во мраке.
Бросив последний взгляд в темноту, Ивар отвернулся от окна. Если ему сегодня и придется спать, то очень немного. На страже стоят его воины, и кому их проверять, как не старшему?
Под мерное сопение русичей он пересек комнату и вышел в коридор. Краем глаза уловил какое-то смазанное движение, но когда повернул голову, то не увидел ничего.
«Померещилось!» – решил Ивар и неторопливо зашагал к лестнице.
Охраняющие вход в караван-сарай викинги уютно устроились на своем посту. Только толку от них как от сторожей не было никакого. Гудрёд откровенно спал, уронив голову на стол, а Кари сонно лупал глазами, точно большая сова, внезапно застигнутая дневным светом.
– Это еще что такое? – негромко, но очень внятно проговорил Ивар. В этот момент он старался подражать интонациям Хаука, гнева которого боялись тем больше, чем спокойнее звучал его голос.
– А? – Кари вытаращился на Ивара так, словно увидел перед собой светлого альва. – Бдим!
– Вижу! – Ивар с трудом удержал желание повысить голос. – Может быть, пора вас из воинов в слуги перевести? Тем по ночам бодрствовать не надо!
Гудрёд, пробудившийся после легкого шлепка по затылку, которым его наградил Кари, смотрел преданными и очень виноватыми глазами. Чувствовалось, как он изо всех сил борется с желающими опуститься веками.
– Клянусь Фенгом, – сказал Ивар сердито, – еще раз такое увижу – не помилую!
Кари засопел, Гудрёд опустил вихрастую голову.
Поднимаясь обратно по лестнице, Ивар был уверен, что теперь его воины будут бодрствовать до рассвета. У самого выхода в коридор он услышал какой-то шорох, – с той стороны, где располагались комнаты посольства. На мгновение замер, а затем, повинуясь неясному желанию, присел на корточки и застыл, прижавшись к стене.
Сначала не происходило ничего, потом шорох повторился – и из-за угла высунулось нечто маленькое, блестящее.